гопники из метрополитена – они то явно пожили в Лопаточные времена, а их родители сто процентов могли и в пионерах походить. И что? Где это воспитание? Где эта дружелюбность? Где эти улыбки!? Голодные. Не физически голодные, а нравственно. Уставшие, но не физически, а морально. Где им физически уставать, сидя на стуле и бегая покурить в толчок? – Спустившись на платформу, он стал ждать приезда вагонов метро, чтобы отправиться в сторону станции Пупкинская, а на ней перейти на Свенибородскую и там уже без пересадок добраться до Усталой Деревни. – А еще они обиженные, на всех обиженные, хотя по-настоящему они обижены только сами на себя. Неудачники гребаные. Они. Я. Я никогда таким не стану.
– Следующая станция Задовая, переход на станцию Пенная площадь к поездам второй линии и станцию Опасская к поездам четвертой линии. – Во время паузы звукового объявления из динамиков доносится какой-то неприятный, будто бы шероховатый писк. – Осторожно, двери закрываются.
Нарастающий вой электропоезда сливается с шумом ветра, врывающимся внутрь через открытые форточки. Постепенно учащается спаренный стук колес о стыки рельс, поддерживая особый ритм, словно сердцебиение, прорывается сквозь окружающий гул, заполнивший собою все пространство практически пустого вагона. Первого на сегодня, открывающего череду бесконечных следований от станции к станции, пока подземка не закроется для пассажиров. Все еще чистый и сильно пахнущий хлоркой.
Единичные пассажиры сидели на значительном расстоянии друг от друга и каждый новый заходивший старался встать или сесть как можно на большем отдалении от других. Молодой человек сидел в самом конце, залитый ярким синеватым светом. Стекла и стены вагона были плотно заклеены пестрыми рекламными баннерами, будто обоями, предлагающими выгодную покупку техники в кредит под проценты со звездочкой и массивом мелкого текста снизу, или зазывающими к открытию магазина на другой конец города за скидкой на туалетную бумагу или мыло.
Человек сидел неподвижно, пристально всматриваясь в свое отражение в стекле напротив.
– Устал. От целого мира устал. От этой сосредоточенности на тоске, съедающей меня изнутри. От постоянного пребывания в взбалмошной перевозбужденности, нескончаемо мрачной, ничуть не праздничной. И вот, я же всегда хотел, хотя бы на одну минуту просто вдохнуть другого воздуха. Всегда именно этого и хотел. Собраться и уйти. Налегке. Убраться прочь. И чтобы никто не донимал, чтобы без обязанностей, без тяготы. Я всегда хотел сбежать. Так какого ж черта меня одолевает страх? Вот даже причина появилась. Весомая? Вполне весомая. Вадик в Прузию уже уехал. Пашка в Курцию улетел. А кто-то же еще раньше и без этих новостей свалил. Каждый по своим возможностям. Я вот могу в лесу, как Пенин в шалаше. Забавно, что практически в ту же сторону и еду.
Его гипнотический контакт с самим собой в отражении неожиданно прервался севшими напротив людьми, синхронно поставившими на пол практически такие же походные рюкзаки, как и у него.
– Двое из ларца, одинаковых с лица. – Первая
