отцу, вещицы из своих постоянных странствий. Родившаяся в столице, она так и не ужилась с Сибирью: ни я, ни отец, готовые провести здесь всю жизнь, не понимали ее, она же, со своей стороны закономерно не понимала нас. Отец смирился с ее долгим, уже почти двухлетним отсутствием, говоря, что радуется за нее. В те дни, стоя у окна и глядя на то, как наше далекое северное село покрывается снегом, я уже знала, что она путешествует по Италии. Должно быть, было прекрасно иметь возможность увидеть древности и блеск этой страны вживую: Колизей, римские термы, Венецию и площадь святого Марка, в спокойствии, нарушаемом кокетливым шепотом и протяжными песнями гондольеров да плеском весел, проехать по узким каналам водного города, увидеть купол Брунеллески на соборе Санта-Мария-дель-Фьоре…Отец обещал, что и я когда-нибудь тоже там побываю, но пока меня впереди ждала лишь непролазная белизна зимы и пара деревянных лыж.
***
Сибирская жизнь никогда не располагала к следованию тем правилам – возможно, и негласным – которые принимались за основу где-нибудь в столицах. Простота либо стремление к внешнему лоску, с которым сибиряк не знает, что делать – две самые распространенные крайности нашей холодной стороны. Однако ж, нельзя сказать, что я считаю эти черты плохими – напротив, я всегда считала, что сибиряк – едва ли не самый радушный в мире человек. Он отдает последнее, пускает в свой дом, готовый отогреть и проводить в незнакомое место, угрюмый с виду, но поющий и разговорчивый на поверку.
Впрочем, есть ли резон об этом долго говорить? Кто жил в Сибири, тот будет полностью согласен со мной.
Пару дней назад пришло письмо от брата – он должен был приехать домой в отпуск. Мы с отцом обрадовались и стали готовиться к его приезду, пожалуй, даже слишком уж увлекшись этой целью.
Я, обычно проводившая будни, сидя в отцовской библиотеке или напротив – в высоком березняке, отмахивая по нескольку верст за день на длинных деревянных лыжах, показывала прислуге, что и куда стоит унести, иногда вспоминая о вещах, которые нужно было освежить, достав из многочисленных кладовых. В свободные минуты, уже ближе к вечеру, когда небо синело ранней темнотой, сквозь которую еще пробивался далекий свет, я останавливалась у окна в кабинете отца и глядела на тракт, который постепенно пустел. Старый отцовский кучер Федот, рассказал нам о том, что услышал от знакомцев новости из большого губернского города в трех сотнях верст от нас: похоже, в ближайшие месяцы новые ссыльные больше не приедут.
Когда родители поселились здесь больше тридцати лет назад, дом, который они приобрели у одного из купцов, уже был не самым новым. В бумагах о нем было сказано, что построили его в третьей четверти XVIII века, когда город стал окружным, но уже начал утрачивать свое прежнее значение и положение – Государеву дорогу – или Великий тракт – незадолго до этого сместили южнее. Построил дом, изначально небольшой, а потом постепенно дополнявшийся пристройками, купец Иван Круглов,
