ты не можешь выступать, и нам приходится кормить и тебя, и его. Лучше тебе уйти». Я просила их быть милосерднее, подождать, пока ребёнок подрастёт, научится ходить, тогда я снова смогу работать вместе с ними – играть на сямисэне и петь свои песни. Но ждать целый год они не хотели. Я ушла. Решила вернуться домой, пасть отцу в ноги – показать ему моего Эмико. Мальчик очень похож на своего отца, моего мужа. Отец увидит это и поймет, что несправедливо выгнал меня прочь.
Но я не дошла. Дальше ты знаешь.
– А собака? – Рюноскэ опустил руку на загривок Чубантая, сидевшего возле мертвой хозяйки.
Ладонь призрака погладила собачью шерсть и слегка задела пальцы мальчика. Тому показалось, будто по коже скользнула сосулька.
– Это случилось, когда я уходила из Мито. На самой окраине, там, где лишь лачуги бедноты, мне навстречу вышли бродячие собаки. Их было много. Я очень испугалась. Ноги будто приросли к земле – не убежать. Да и как бежать, они же бросятся на спину, повалят, разорвут зубами горло. Я-то ладно, но мой сын… Даже наклониться, чтобы поднять камень или палку, я не могла, на руках я держала Эмико.
Рюноскэ вспомнил, как сам повстречал бродячую свору. Но он был вооружен, деревянный боккэн оказался тогда грозным оружием. А одинокая мать с ребёнком на руках, как ей противостоять голодным жестоким убийцам? Монотонный голос призрака словно выплетал полотно, ковёр с картиной: женщина, малыш, которого она прижала к груди, свора собак, окружившая их – пасти злобно оскалены, с желтых клыков капает слюна, хвосты поджаты меж задних лап. Сейчас один из них осмелеет и прыгнет. И тогда остальные ринутся следом. Рвать плоть, глотать горячую кровь – жрать. Но тут из стаи вышел пёс, чёрный, лохматый, страшный. Он не кинулся, не прыгнул – медленно подошёл к женщине, застывшей от испуга. Втянул ноздрями воздух, принюхался. Кто знает, какие воспоминания очнулись в его кудлатой башке. Он поднялся на задние лапы, положив передние на грудь окаменевшей в ужасе матери. И тут малыш, ничего не понимающий Эмико, схватил пса за нос и засмеялся. Пёс заскулил. А потом опустился на все четыре лапы, повернулся к стае и зарычал. Сипло, с подсвистом из-за когда-то давно поврежденного горла. И собаки отступили, разошлись в стороны. Мать с ребёнком прошла по живому коридору, цепенея от страха. Сзади шёл чёрный пёс, взрыкивая, держа собак на расстоянии.
– Он так и ушёл с нами. И больше не отставал. Выбрал Эмико своим господином и служит ему.
Юки-онна замолчала. Она неподвижно сидела, вернее, висела над самым полом возле спящего сына. Вот теперь Рюноскэ скажет самое главное, то, ради чего он затеял этот разговор с призраком.
– Госпожа Огава, вы бы хотели, чтобы у вашего сына была семья? Настоящая. Или лучше, чтоб его вырастили монахи? Тут неподалеку есть монастырь…
Он не договорил. Призрак мгновенно оказался прямо перед ним, в лицо дохнуло холодом. Глаза призрака сверкнули гневом, рот перекосило. Рюноскэ отшатнулся.
– Монахи…
