на будущее?
– Мир во всем мире. Миру – мир.
– А войне – пиписька. – отшутился я. – Остается нерешенным вопрос – может ли мир подружиться? И при какой форме все это произойдет?
– Только тогда, когда все пешки поймут, кто ими играет. – пожал плечами Паратовский. – Я уверен, что только тогда. Люди не хотят видеть больше, и это не их вина. Но если они вдруг станут, это будет величайшей эрой, какая уже старалась начаться. Дружба – это не та форма, какая нам нужна. Дружба есть примирение, а это не слишком точно. Нам нужно братство. Нам нужна планетарная семья, понимаете? И мне грустно от того, что она вдруг так и не смогла создаться.
– Много вредителей. Много тех, кто решил, что он лучше недостойных, и что эти недостойные вообще существуют. Есть люди, для которых такое объединение не выгодно. Их меркантильные взгляды кончаются лишь на семье собственной. И они забывают про миллионы других, которые для них лишь корм.
– Да, есть люди непримиримые… Но, вероятно они боятся. И в этом страхе, в первую очередь за себя, они становятся глупы и ограниченны.
– Ограничены мелочным сознанием? Вы звучите так, словно вам их жалко.
– Собственной меркантильной искусственной реальностью вокруг себя. И ради ее расширения, потому что всякий человек не любит рамки, они готовы не замечать остальных, только собственную выгоду. – Паратовский развел руками, беря следующую книгу. Это была история Советско-Афганских отношений в двадцатом веке. – Но, есть и те, для кого собственная выгода становится бременем, от которого они с радостью избавляются, ради чего-то намного большего, чем сами они. Эти люди всегда подобны локомотивам…
Мираж
«Здравствуй, мама! Ну и времечко нынче выдалось, ничего не сказать. Не знаю, как у вас там, в Ленинграде, а у нас здесь невероятно паршиво. Знаешь, как говорили когда-то мне, что все плохое, рано или поздно, случается. И я не знаю, поздно, или рано, но все это «плохое», о чем нас предупреждали, случилось. Я не знаю зачем пишу это письмо вам. Знаю, что почта нынче уже не откроется. Знаю, что почтальон не положит его в ваш почтовый ящик и вы не прочтете его. Ведь вас с отцом уже наверняка нет. Я слышал о том, насколько страшно бомбили крупные города, и сомневаюсь, что Ленинград остался целым…
Не знаю зачем я пишу вам. И пишу ли я вам? Я чиркаю по листу бумаги, пытаясь изложить собственные мысли, но они все еще крутятся в моей голове так, что не могу их остановить. Наверное, все же пишу для себя. Пишу, чтобы навсегда запомнить, и чтобы осознать, что со мной произошло за последнее время. За тот небольшой промежуток времени, когда я перестал быть полноценной частью Советского контингента в Афганистане, и стал простым парнем, потерянным где-то на юге, у самой границы с Пакистаном. Да, я пишу, чтобы мои мозги наконец-то встали на место, и перестали бегать по моей черепной коробке как курица с отрубленной головой. Ты помнишь,
