в одном кошмаре. Я пытаюсь его перебить, и не могу. Да, вокруг меня сказка. Сказка братьев Гримм.
И вот тебе мой рассказ, мама.
…Я не знаю, сколько прошло, я уже сбился. Время здесь, в этой пустыне Афгана не значит ровно ничего. Наверное, моя сверхсрочная служба уже подошла к концу, на моем ремне осталось последнее отверстие. Однако, все начиналось, практически, как и обычно… За два года здесь, под словом «обычно» уже начинаешь подразумевать невероятно ранний подъем в пол пятого утра, абсолютно никакого времени на туалет, ревущую боевую тревогу над головой, злого прапорщика Дядина, который орет на всю палатку: «Шустрей, педерасы!», и злобные не выспавшиеся лица товарищей рядом со мной. А вообще-то я соврал. Подобное «обычно», было только где-то примерно за неделю до, и во время войны в Европе. Мы знали, что НАТО начало войну, где-то там, в районе ГДР и ФРГ, но готовились к удару и здесь. Мы бегали как ужаленные зад, ища способы заминировать все возможные коридоры для танков США из Пакистана, и мы их находили. Уж не помню сколько раз за все то время мы ночевали на нашем пункте постоянной дислокации в Кандагаре, но в поле точно больше. С самого утра, с семи тридцати, как нас выбрасывали на вертолете, или спешивали с бронетанковых колонн Сороковой Армии, мы ставили мины, и ложились в палатках прямо посреди проплешин в наших минных полях. Жуть, а не зрелище. Мы даже гадили практически на мины. Наш командир, старший сержант саперного взвода, говорил, что наши отложения похожи на верблюжьи. Приплетал туда же, в один этот разговор, Роммеля, фашистов, какие-то их танки и британцев, которые делали мины в форме перееденного гусеницей верблюжьего кала… Или наоборот? Интересный он был мужик, жаль в том вертолете погиб первым.
А, вертолет. Заговорился, забыл, о чем вообще тебе писал. Тот день был особенным. Уверен, если бы правительства были бы живы, и, если бы страны еще существовали, они бы синхронно спустили в тот день свои флаги, и признали поражения. «День ядерной катастрофы» – так я его называю! Делать здесь больше нечего, только вот такие названьица придумываю, да пью иногда. Ну, в общем-то, вертолет было немного до этого. Нас снова подняли по тревоге, снова прапор Дядин, снова серж ведет перекличку и построение. Снова броня и на аэродром.
Нас взяли мало, всего шестнадцать человек. Половина нашего взвода, мам. Меня выбрали! Возможно, это потому, что в прошлом месяце мне осточертело стоять дневальным, и я сам вызвался на «боевые». Мы погрузили с собой двадцать два ящика мин! Противотанковые, противопехотные, мины-дымы, ПОМ-ки, ТМ-ки, и прочие. На наши восьмые «Мишки» подвесили по четыре контейнера с кассетами «Лепестков». Я даже тогда уже понял, что задание будет серьезным. Взлетели с Кандагара где-то около восьми сорока. Жарко было ужас, а мы все в ватниках и ушанках, потому что знали, что по большей части основная наша задача будет выполняться ночью. А ночью здесь очень холодно, температура падает до отрицательных значений, и иногда я даже беру с собой шарф, который ты мне связала с шерсти нашей собаки. Как там она,
