комплексы. И вроде бы как, даже что-то разнюхали, но я не знаю, верить ему или нет. Я не поверил, уж много мутного было в его истории. А он, в составе инженерного подразделения должен был обеспечить перевалочную базу для этих спецов. Тут-то я и поймал его на первый крючок. Мог бы придумать версию и получше, я уверен. В тот момент я не особо думал об этом. Мы остались вдвоем. Но все равно одни и одиноки, затеряны в этой поганой, так еще и ядерной, пустыне. Наверняка дышим радиацией и планомерно покрываемся красными радиационными пятнами. Помню выпуски про Чернобыль, не хочу быть как ребята с тех кинопленок. Не хочу умирать молодым, мам. Но Роджер заверил меня, что мы по счастливому стечению обстоятельств оказались друг у друга, и вдалеке от каких-либо значащих военных целей, а потому до нас это не достало. И да, тут я снова ему поверил, ведь не слышал даже взрывов, землетрясений, какие, наверное… Наверное, должны были быть при таких-то ударах! Но нет, абсолютно ничего. Хотя, я уже и не знаю, я ни в чем не уверен. Может, я все-таки проспал те сутки, которые, как мне показалось, корчился от боли. Я не знаю, мам, я не знаю…
Он не поверил мне. Роджер Битти не поверил мне, когда я сказал ему кто я такой. Да, я и сам не до конца верю, в конце концов я всю жизнь прожил в Советском Союзе и искренне считаю его своим домом. Но он, зачем-то, решил меня переубедить. Сказал, что раз моя кровь, моя плоть и мои кости рождены вами – двумя американцами – я и сам должен быть американцем. Не знаю, я как-то об этом не задумывался. Да, я все знаю: знаю о том, как я оказался в Ленинграде, как КГБ вытаскивало отца из западни в Западной Германии, когда он решился бежать с тобой, мама, от маккартизма. Но не придавал этому никакого значения. Я всю свою жизнь говорил по-русски, прилежно учился, состоял в Пионерии и ВЛКСМ, и даже ни на секунду не думал, что жизнь сведет меня с тем, кто будет указывать мне на мою кровь, и на мою национальность. Да, я американец. Но я сказал Битти, что у меня с Соединенными Штатами Америки нет и не может быть ничего общего.
Та страна выгнала моих родителей из-за подозрений в неправильности их идей, а эта приняла, не смотря на их национальность. Ну, в какую сторону в этом случае я должен повернуться? В сторону крови, вернуться к своим американским «корням», или в сторону того социума, что приютил меня, дал образование, и позволил защищать его идеи. Идеи о том, что люди могут и должны быть по одну сторону, не разделены, а составлять общий народный рабочий кулак. К черту доводы Битти о моей крови. Да пошел он! Пока на моей макушке серая ушанка со звездой – я русский. И я буду русским для каждого моего врага, не смотря на то, кто я по своей национальности!
Мы с ним спорили про это. Мы ругались по этому поводу большую часть времени, что проводили вместе, но мне казалось, что совершенно безобидно. Но… Это было не так. Роджер таил на меня злобу, а я искренне не понимал, какое это имеет значение. Вероятно, был простым и наивным парнем, который пусть и знал, что обожжется, но словно не боялся этого. Я, наверное, в тот момент хотел узнать, что выберет этот старикан в новом постъядерном
