узорами мешочка, достал из огня тлеющую головешку и прикурил.
Антон наблюдал за действиями шамана, словно хотел запомнить каждую деталь этой диковинной процедуры. “Эх, жаль фоткать нельзя! А может попросить потом, после сеанса?”
– Если что, я не курю, – предупредил он и с опаской подумал: “Лишь бы не спайс – терпеть не могу!”.
Шаман не ответил. Закрыв глаза, он отодвинулся подальше от огня и, скрестив ноги, стал пускать клубы густого белого дыма. Антон все никак не мог уловить запах: проплывая над очагом, дым устремлялся вверх в потоке горячего воздуха и выходил наружу через небольшое отверстие, устроенное в конусе чума.
– Спрашивай, маленький человек, – не открывая глаз и не выпуская трубку изо рта, произнес шаман монотонно и прилег, опершись на локоть.
“Вот же засада! Что я ему скажу?” – растерялся Антон. Но, помолчав немного, выговорил, медленно подбирая слова:
– Месяц назад мы с друзьями… повеселились, так сказать. Об этом узнал один… большой человек… И… меня посадили на пятнадцать суток. Вопрос: кто меня предал?
“По логике, сейчас должны начаться танцы с бубном, горловое пение, катание по земле, конвульсии”, – рассуждал он, поглядывая на шамана и висевшую над ним зловещую маску.
– Эй, вы меня слышите? – повысил голос Антон, заметив, что шаман никак на него не реагирует. Он даже слегка приподнялся, чтобы лучше разглядеть хозяина чума. Но тот продолжал лежать с закрытыми глазами и если бы не дым, по временам испускаемый трубкой, можно было бы принять его за спящего.
Вдруг шаман, словно механическая кукла, поднялся и сел ровно, положив смуглые морщинистые руки на колени. Антон инстинктивно отшатнулся, увидев, как тот уставился на него белыми, как молоко глазами: “Бли-и-ин… Как это у них получается?”
– Предал тебя тот, кто рядом с тобой – произнес шаман глухим утробным голосом, едва шевеля губами.
“Тоже мне новость”, – подумал Антон, но вслух не сказал: пусть уже заканчивает свои фокусы.
– И знаешь его, и не знаешь его.
“Ага, вот и антимонии подкатили. А есть что поконкретнее?”.
Руки у шамана задрожали, а лицо неестественно искривилось.
– Во чреве горы поймешь… – изрек шаман в нижнем регистре, и тут же истерически завизжал фальцетом: – Ему нельзя, он должен уйти, должен уйти!
Мороз пробежал по коже. Этого в его сценарии не было.
– Успокойтесь, уважаемый, я уже ухожу, – вскочил он на ноги, схватил рюкзак, но замер, услышав утробное: – Ее не вини, вступающий в битву…
Антон смотрел на шамана открыв рот, не в силах двинуться с места. На последних словах он ясно ощутил присутствие в чуме кого-то третьего. И этот третий знал то, что не было известно не только шаману, но даже самым близким его друзья.
Некоторое время шаман сидел опустив голову и покачиваясь словно пьяный. Потом поднял глаза – они приняли обычный вид – и протянул дрожащую руку:
– Давай деньги, маленький человек.
– Да,
