некоторые положительные детали своего поведения.
– Но я всегда ходил в магазин за картошкой, когда она просила… И старался делать все, что она просила… – как-то неубедительно обобщил я.
– А если не просила? – подковырнул меня мой мучитель. – Что ты еще можешь вспомнить хорошего, что сделал для матери?
К своему ужасу, больше ничего хорошего за собой я припомнить не смог.
– А как здоровье твоей матери?
– Вроде бы ничего… – опять неуверенно протянул я.
– Вроде бы ничего… – эхом отозвался его голос, и звучал он издевательски. – А ты знаешь, что у нее больное сердце и что ей предстоит операция?
– Нет, – испугался я. – А ты откуда знаешь?
– Я знаю очень и очень многое, но сейчас мы говорим о тебе, а не обо мне. Итак, подводим первый итог – сыном ты был неважным, а ведь одна из заповедей твоего Бога гласит: «Почитай отца и мать…»
Он притворно вздохнул, «жалея» меня, грешного.
– А теперь поговорим о твоей бывшей жене. Как у нее дела?
– А черт ее знает, – равнодушно бросил я.
– Черт-то знает! – засмеялся мой собеседник. – А вот ты – нет. А она – мыкается сейчас одна, без работы, без средств к существованию…
Я возмущенно прервал его:
– Нет, уж это меня никак не касается!
– Касается, касается, – уверенно возразил он. – Ибо если ты считаешь себя христианином, то женившись, ты поклялся перед Богом, что отвечаешь за дальнейшую судьбу своей второй половины. А ты просто вышвырнул ее, как надоевший предмет.
– Но с ней невозможно было жить! С ее-то характером…
– Дело не в ее характере, а в твоей безответственности. В вашем христианском учении сказано, что муж является воспитателем жены своей. Ты пытался ли что-то сделать в этом духе? Нет!
Я молчал. Если вспомнить историю моего развода, то первое, чем я тогда руководствовался, было острое чувство антипатии к моей бывшей жене и жгучее желание поскорее расстаться с ней.
– Итак, итог номер два – ты стремился только к своей свободе, думал только о себе, а не о судьбе этой женщины. А как насчет вашего христианского правила «Возлюби ближнего своего, как самого себя»? А?
Он, похоже, читал мои мысли, как в открытой книге.
– Идем дальше…
– Я устал, – угрюмо буркнул я.
– Устал? – он пронзил меня испытующим взглядом. – Я думаю, дело не в усталости, а в страхе взглянуть на себя трезво. Ты боишься правды. Ты боишься того, что чем больше ты разглядываешь и анализируешь свои прожитые годы, тем больше понимаешь, насколько ты близок к тому, что так упорно пытаешься отвергать.
Он помолчал, готовясь, по-видимому, к новой атаке.
– Давай-ка поговорим еще о Милочке, кажется, так ты называешь свою подружку?
– Про Милочку я все понял сам, не надо! – взмолился я.
– И это тебе неприятно. Но мы договорились объясняться начистоту. Будь любезен, ответь, почему ты, не любя
