на нас с Иннокентием и подытожил:
– По-моему, все ясно.
Полицейский обратился к Марайе:
– Ты с ним договорилась о встрече? Когда?
Девушка заплетающимся языком поведала, что они должны встретиться послезавтра, в парке. Место встречи насторожило нас, и мы поняли, что не зря так торопились – очень похоже, что готовилось еще одно преступление.
Мы взяли с Марайи «честное слово», что до этого срока она не сделает ни шага из дома без сопровождения отца или матери, а если «режиссер» вдруг как-то неожиданно проявится, то она немедленно свяжется с нами.
А Дуглас строго добавил:
– Кроме того, мы установим постоянное наблюдение за твоим домом. И я еще раз настоятельно напоминаю – из дома одной не выходить!
– А… – протянула было Марайя, желая, вероятно, оговорить какое-то исключение, но Дуглас оборвал ее:
– Слушай детка, ты хочешь остаться живой?
Марайя подавленно кивнула.
– Вот и умница, – подобрел Дуглас, а сейчас запомни вон того парня, – он указал на молодого полицейского, который стоял около машины. – Он будет охранять тебя и твой дом. Ты уж постарайся, не подводи его. Идет?
– Да, сэр, – тихо ответила девушка.
– Если мы быстро перехватим ту сволочь, может, еще удастся спасти похищенных… – вскользь проговорил Дуглас, давая понять выходившей из машины Марайе серьезность ситуации.
Личность на фотографии, сделанной Сэйрой, представлялась нам все более и более зловещей. Надо было как можно быстрее найти и обезвредить ее.
Мы вернулись в участок, и Иннокентий, не теряя ни минуты, стал сразу же звонить в Питер. Как я понял, он разговаривал с моим старым знакомым, всесильным дядей Лешей, который в это время в России усиленно собирал сведения о родном брате Григория.
Ему удалось узнать, что сам Григорий родился в одном из лучших роддомов Ленинграда. У его матери была какая-то серьезная патология беременности, именно поэтому она оказалась в хорошей клинике, а не в затрапезной районной больнице. Ребенок появился на свет хиленький, и то благодаря «кесареву сечению». Мать тоже была крайне слаба и долго витала между жизнью и смертью. Никаких сведений о близнецах, родных братьях или двойниках Григория обнаружено в роддоме не было.
Иннокентий поинтересовался, можно ли найти врача, который принимал у нее роды? Дядя Леша доложил, что уже поинтересовались, но и тут прокол. Этот человек – Воревода Муза Пафнутьевна – скончалась десять дней назад. Других свидетелей рождения Григория, спустя столько лет, пока найти не удалось. Но ищут.
– Что ж, будем ждать, – невесело смирился Иннокентий, закончив пересказ своего разговора с дядей Лешей.
«Воревода… Воревода… – навязчиво крутилось у меня в голове, – что-то знакомое… Муза Пафнутьевна…»
И тут меня осенило. Я стукнул себя по лбу и даже подскочил на стуле от избытка чувств.
– Черт! Я же знаю ее! Это же тетя Муся! – вскрикнул я. – Иннокентий, срочно звоним ее дочке. А вдруг
