вдвоем в чужую квартиру и нервировать незнакомых людей не стоило. Не прежние времена. Впрочем, Ерошенко постеснялся бы и в прежние.
Тем не менее на полутемную лестницу они ступили вместе. Дойдя до нужной площадки, посмотрев на искомую дверь – за нею звучала музыка – и бесшумно поднявшись, на всякий случай, на следующий пролет, Костя кивнул и, успокоенный, медленно направился по лестнице вниз. Пианист на третьем этаже заканчивал вальс a-moll.
* * *
– Это которых вам Старовольских понадобилось? Тех, которые беглые и до Крыму не добежавшие? – переспросил Барбару незнакомый седовласый старец, с бородой достойной Маркса и библейских патриархов. За его спиной, приглушенный дверью комнаты, опять зазвучал Шопен, правда что именно Бася в этот раз не знала. А если бы и знала, то уже бы не вспомнила.
– Маргариту Казимировну и Павла Андреевича, – пояснила она дрогнувшим голосом. – Инженера.
Троюродную сестру Басиной мамы тоже звали Маргаритой. Истоки фамильной традиции тонули во мгле веков, но в различных семействах разветвленного литовского рода это имя обязательно носила если не мать, то дочка, обычно старшая, – так что не зовись старшая пани Котвицкая Малгожатой, Малгожатой бы стала Бася – и Франек дразнил бы ее тогда не Бахой, а Гохой. (Строго говоря, Барбару нарекли и Малгожатой, но лишь в качестве третьего имени, которым Барбара не пользовалась.)
Две семьи, из которых вышли пани Котвицкая и госпожа Старовольская, друг друга почти не знали. Предки Малгожаты Котвицкой, беря в жены – задолго до рождения автора «Будрысов» – исключительно вэсолютких як котэчки и бельших од млека ляшек24, давным-давно превратились в поляков, сохранив лишь русскую фамилию на «евич». В отличие от них, предки Маргариты Старовольской, несмотря на все унии, политические и религиозные, как были, так и остались русскими. При известном сочувствии к обиженным Екатериной польским родственникам они приняли возвращение края в Россию как нечто законное и глубоко закономерное, в польских возмущениях не участвовали и уже в восемьсот двенадцатом защищали обретенную родину в отечественной войне – сражаясь против прадедов Кароля и Малгожаты, шедших на Москву в корпусе князя Юзефа.
Прочная связь между киевской и варшавской семьями возникла благодаря японскому коварству: занесенные мобилизацией в Красноярск будущий профессор и инженер однажды, копаясь в генеалогии, выяснили, что благодаря обеим Маргаритам пребывают между собою в свойстве. Обстоятельство обоим чрезвычайно понравилось, еще более укрепив возникшую на Енисее дружбу.
И вот теперь, на шестнадцатом-семнадцатом году этой дружбы, на лестничной черной площадке, Барбара ничего не понимала.
– Точно, Хавочка, – бросил седовласый в темноту за спиной, – ей нужно тех самых. – После чего вперил в Басю насмешливый взгляд. – Вам, мадам, возможно, будет грустно слышать, но теперь заместо их на данной площади проживает рабоче-крестьянская беднота. Я, Хава Лейбовна, Терентий Прокофьич, Оксана Петривна, наши с ихними дети и мой племянник
Веселых как котятки, молока белее полек.
