сторону, партизански подполз к краю, поставил целик, опустил курок, прицелился посильнее зажав слабо видящий глаз, задержал дыхание, прикинул расстояние и скорость ветра, как учил отец и покойный Билл Карсон – затем в промежутке между стуками сердца плавно нажал на спусковой крючок, в момент нового перемещения подозрительного силуэта, или уже иного.
Пользоваться карабином он умел сколько себя помнит. Стрелял он всегда, везде и во всё, с тех пор, как научился бегать без штанов – это было единственное развлечение и им остаётся по-прежнему, не считая онанизма и ночных прогулок по старому кладбищу за городом.
После прокатившегося по округе эха от грохота взрыва пороха – таинственный силуэт у подножия холма подпрыгнул на месте и съёжился в корчах адских мучений. Генри плавно передёрнул скользящий затвор, словно кожу на эрегированном необрезанном члене. Морис от увиденного восторженно произнёс одобрительно кивая:
– В яблочко! Можешь собой гордиться. Пристрелишь ещё парочку – лично сам торжественно дарую половину награды за свою голову. Работай, ковбой. Я пока пожалуй заслуженно сосну часок. Остаёшься ответственным. Затуши костёр сапогом, прирождённый стрелок.
– Это же должно быть больше, чем я за всю жизнь заработал на государственной должности, а я видел нули на плакате. Да я их всех поубиваю, я был рождён для этого, – радостно воскликнул бывший помощник шерифа.
Зрачки его расширились, пульс участился. Он сосредоточился на убийстве. Сегодня оно оплачивается. Всё не так уж и плохо. Отныне он не овощ на окладе, а наёмная машина для убийства. Настоящий охотник за головами. Так он себе описал ситуацию.
Морис надвинув на глаза шляпу уже посапывал. Засыпал он в считанные секунды. Полезнейшее свойство. Подобно великой личности он не был обделён способностью вздремнуть даже в разгар битвы при Геттисберге, даже в самой ответственной и кровопролитной ситуации…
Солнце плавно закатилось за горизонт. Полностью, не оставив даже зари.
Ночью видимость была довольно разборчивой, благодаря лишь едва прикрытой облаками большой медведице и луне словно подсматривающей в замочную скважину за безумством двух ковбоев на холме и играющих в кровавую месть дикарей алчущих пыток, пока звёзды тем временем делали ставки.
При таких условиях можно было отстреливать хоть до утра пачками кого угодно, как на ярмарочном тире, лишь бы хватило патронов, а патронов – хватит на целый взвод.
Не удивительно, что белые уже практически всех коренных жителей поубивали или вытеснили с насиженных земель обетованных в уютные резервации, откуда, если потребуется – их снова можно будет как-нибудь легально вытеснить или убить болезнями, если вдруг у них найдётся чёрное золото.
Самым сложным испытанием в настоящей ситуации оказалось сопротивление сну. «Стрелок» в данном самочувствии даже находил нечто приятное, чувство мужского «славно поработал», выполненного долга и бурной
