глядя, без разбора, вслепую, пока случайно не прострелил морду его коню – это я понял по звуку, который ни с чем не перепутать.
Конь врезался в землю и перекувырнувшись вместе с всадником переломал все его кости. Позади послышался отвратительный тихий хруст и истеричный смех Гальварино. Он смеялся, он знал, что меня ждёт в недалёком будущем. Это был смех войны.
Впоследствии я больше не слышал, что мне шепчут на правое ухо, хотя и ранее особо прислушивался… Но, всё могло закончиться гораздо хуже, я мог лишиться левого уха.
Ума не приложу сколько точно дней мчал без передыха, так как время от времени то отключался, то снова приходил в сознание от потери крови. Видимо благодаря тому, что ещё «подышав в яме» напоследок – даже не ощутил подлый укол в спину. Я выжил благодаря лекарственному воздействию секретных трав. Хоть Родригес заявил, что только потому, что я не вытащил сразу стрелу и не истёк кровью насмерть. Возможно так. Но не вынул я её – так как я её не чувствовал, а не чувствовал я её – благодаря возможной целительной силе купирующей боль и расширенному сознанию.
Как-то на мгновение придя в себя, в пути, я не нащупал за спиной одну сумку, сумку с краденым. Она либо свалилась во время тряски, если ненадёжно закрепил, либо кто-то из преследователей увидел торчащую трубку, нагнал меня и сорвал всю суму… Вероятно стащили уже после, во время бессмысленных скитаний во тьме и бреду, или остановки на ночлег. Их не разберёшь… Я так и не успел разобраться до конца за все эти долгие годы.
Такой неудачный налёт выпал на мою кривую судьбу…
Что было дальше – ты и есть то, что было дальше… И вот мы здесь, на этом благолепном холме и это прекрасно. Так не просто должно быть… Так быть – просто обязано… И ты в этом убедишься, в дальнейшем…
Аэд кончил эпос на исходе дня. Хриплый голос уже к середине томного повествования даже немного осип. По окончании рассказа ковбой смерил пристальным взглядом ошарашенного слушателя…
Генри Джонс распластавшись на пледе лежал на боку подперев щёку пыльной ладонью и мечтательно разглядывал просторы. Из уголка приоткрытого рта, из которого едва не вываливался ряд вопросов, судя по выражению лица – тоненькой паутинкой стекала густая слюна с мутной капелькой на конце. Он опасался задать неверный вопрос и думал в данный момент о том, что Морис Бин, как выяснилось – отчасти такой же идиот, как и он сам. К описываемому времени Генри рассчитывал решать уже глубокие человеческие задачи, а у него их попусту нет. Видимо сперва всё же придётся решить самому: чем важным заниматься по жизни, а не уповать на судьбу и случай. Как всегда бывает у мечтателей во время лекции – он больше думал о своём, лишь «вырывал» периодически чужие мысли из контекста и делал неправильный вывод из всего повествования или наоборот правильный, только рассказчик рассчитывал на иной результат. Начало заинтриговало и восхитило слушателя, а вот что было дальше – шокировало и вытеснило
