чувства: они жгли кожу изнутри.
Я помолчал, погружаясь в воспоминания о том полёте, наполненном треволнениями неясной природы, и невольно вздрогнул. Опасаясь, что собеседница могла заметить признак проявленной мною слабости, прочистил горло и продолжил:
– Поймать себя в полёте, на огромной высоте от земли, без единого знания о себе – сродни пробуждению ото сна. Со знанием о мире: я имел представление о том, что меня окружает, как течёт жизнь, что следует делать, чтобы добыть пропитание. Но собственная личность – пустота. Кто были мои родители? Была ли у меня семья? Как я выжил? Ничего. Драконий рык мне довелось слышать только из собственной пасти; сородичей я так и не встретил. Быть может, я один остался? Потерянный, одинокий дракон.
Она одарила меня взглядом, полным сочувствия.
– Не думаю, что ты единственный дракон, – отозвалась она, перерезая нить карманными ножницами. – И точно не потерянный. Я ведь тебя нашла.
В такие моменты мне казалось, она дразнит меня. Даёт хрупкую надежду, что кто-то нуждается в моём существовании. Теперь я хотел верить её словам. Пытался верить изо всех сил. Позволил приятному чувству разлиться по заледенелым венам.
Заприметив моё замешательство, Она бросилась спасать положение.
– Сколько времени прошло с тех пор, как ты очнулся?
Поразмыслил, отсчитывая в голове недели.
– Выходит, около полугода. Когда я осознал себя в небе, устремлённым неведомо куда, загорались первые летние костры. Ночи были тёплыми, и я находил приют на вершинах холмов, у излучин рек или прямо посреди равнин. Это были… неспокойные ночи. – Я поморщился. – Зачастую живность не решается подступать к грозному чудищу, однако бывали случаи, – с усилием сглотнул, – когда некоторые всё же посмели подойти слишком близко.
Воспоминания пронеслись перед глазами, замельтешили сомнения: рассказать ли ей? Отступать было поздно.
– Порой я просыпался от прикосновений. И это было не мягкое пробуждение – меня выбрасывало в реальность резко, грузно. Оказалось, не все осведомлены, кто же такие драконы; некоторые смельчаки подобрались поближе, даже осмелясь дотронуться до диковинного существа. Вот только сон мой чуток, и даже малейшее касание способно пробудить меня. От испуга реагировал я довольно… бурно. – Заметив, как озадаченно Она покосилась на меня, спохватился. – Никаких жертв не было, однако округу своими криками и выпущенным в воздух пламенем тревожил я знатно.
– И справедливо, – кивнула Она, поднося ладони к редеющему пламени костерка. – Я бы тоже всполошилась, разбуди меня неизвестные посреди поля.
Что бы я ни рассказал о себе, она никогда не выказывала и толики нетерпимости – лишь понимание. Привыкнуть к этому, прямо говоря, непросто.
А меж тем о многом я умолчал. К примеру, о застывших в ночной мгле фигурах, не смеющих пошевелиться; о глазах, полных неприкрытого ужаса, в которых запечатлелось
