что это не одна дорога, что она повторяется и повторяется.
– Окончил школу. В последних кассах увлекся актерством. Но отец отговорил от театрального. Все равно без блата не поступишь, считал он.
– Интересно. Вот не ожидала. Ты же футболом грезил.
– Да какой футбол! – Михаил махнул рукой. – Это же надо было в спортшколу ходить, а не мечтать.
– Ну как, погоди. – Таня припарковалась у обочину.
К ней не спеша подошел гаишник, представился. Она вышла из машины. Харитонов не слышал, о чем она толковал с гаишником, но догадывался.
– Все в порядке? – спросил Харитонов, когда они снова тронулись.
– Как обычно. Всем зарабатывать надо.
– Ты что-то нарушила?
– Так. Немного.
Беседа на время иссякла. Набиралась сил для продолжения.
Михаил, как и прежде, проживал на Спиридоновке в старом доме, который много лет собирались снести, но он, видимо, так крепко сросся с московскими пейзажами, что каждый раз снос и реконструкцию переносили на неопределенный срок. Машина Татьяны плавно затормозила около его подъезда, поворчала немножко и затихла.
– Быстро доехали. – Татьяна облегченно вздохнула.
– Может, поднимешься? У меня коньяк хороший есть…
– Харитонов, я за рулем. Ты неподражаем. Да и неудобно это.
– Удобно. Дома никого нет. Все мои на даче. Лето все-таки. Я вот один в Москве. Люблю июнь в городе. Всегда остаюсь.
– Тогда тем более неудобно.
– Ты о чем? – Михаил изобразил удивление, почти негодование.
– Это как будто по-воровски как-то…
– Встреча старых друзей. Что тут плохого?
– Ну ладно. Пригласил, так пошли. Но пить не буду. Потом машину тут оставлять, потом за ней возвращаться. Мороки слишком много. Чай, надеюсь, есть у тебя?
– Чай есть.
Они не выходили из машины. Чего-то не хватало для этого.
– Как папа, мама? – Рано или поздно это вопрос следовало задать, хотя ответ страшил.
– Давно умерли.
– Прости.
– Да не за что. Отболело. В девяностые в Москве часто не топили. Вот легкие матери и не выдержали. Эмфизема мучила ее долго. И замучила. А отец вскоре сгорел.
– Он же такой крепкий на вид.
– Да. Не хворал особо. Но, видимо, как его конструкторское бюро закрыли, смысл утратил. А я никогда его смыслом не был. Только мать. А твои как?
– Более-менее. Живут на даче в основном. Бодрятся.
– Привет им передавай. Вряд ли они меня помнят.
– Спрошу при случае.
Михаил рывком открыл тяжелую подъездную дверь, пропустил Татьяну вперед, и она сразу окунулась в просторную тишину родовых московских домов, где на лестничных клетках властвует эхо и голос мгновенно обретает звонкие дребезжащие обертоны.
