и ты ещё жив после таких-то приключений?! Что же тогда так рвался туда, настолько хата запала в душу?! Решил всё-таки поживиться?! Или сам не знал как наверняка получится?! Теперь после облома решил доцента крайним сделать?! Молчишь… Ну-ну. Кто ж тебя причесал-то?!
– Кто-кто, дед Менто, кто ж ещё, брательник твой, ментопёс… Больше некому.
– Ой, как же я дико писюнею, Клава! – Хладнокровно констатировал ситуацию Толик своей привычной мантрой. И на всякий случай отодвинулся. Правильно сделал. Потому что если опять состоится заварушка, разве ж станет кто разбирать правого и виноватого, описюнелого до полной невозможности? Тогда же и мама Клава не спасёт, не выручит.
– Что правда, то правда. – Усмехнулся доцент.
Однако тут тихо подошёл папа-бомж и слегка выдохнул:
– Короче, писюны, где пацан?.. Опять уволокли?! Я вам щас сделаю маму Клаву! Во всю октаву.
– Короче, нет пацана. – Отодвинулся Жорик. – Если он где и появится в этом домике на подземных ножках – шухеру станет, не оберёшься! Бабки-ёжки его нам сами принесут. В конвертике, крепко связанным и в наморднике. Чтобы потом сразу дать дёру до канадской границы. Скажи, Колёк!
– Скажу. Объявляй розыск на всю педерацию!
– Объявляю!..
– Тогда наливай, если что осталось!
Командир эскадрильи попытался дать в морду Колику, но промахнулся. Тогда он с заиндевевшим, точнее, как подметил доцент, действительно описюнелым взглядом двинулся к выходу. И пропал. Это сумеречное телодвижение его и выдало. Сынок, похоже, мало интересовал прославленного аса. Нет, так нет, чего уж тут, другого сделаю, может быть. Причина агрессивного наезда состояла не в том. Здесь просматривалось кое-что другое. Впрочем, довольно неоригинальное. Оно не замедлило проявиться. Просто комэску по причине утреннего полыхания труб требовалось срочно, во что бы то ни стало, но найти-таки рядового «скунса». Возыметь прямо на месте обнаружения, до дыма из ушей. Сам хищно раздувающийся ободранный нос бомжопапика свидетельствовал о крайней целеустремлённости бывшего лётного, а теперь нелётного командира. Бомжомамка, услыхав новый звон про сынка, опять принялась понемногу хрюкать, да подвывать, но в целом пока что довольно прилично себя вести. Лучшая представительница по-настоящему волевого народа, не сгибаемого всяческими жизненными невзгодами, не то, что нынешнее племя.
Перед необыкновенно волевым народом на тумбочке, похожей на старый и большой почтовый ящик, к месту упавший со стены, – как раз там и стоял наполовину опорожнённый флакон изысканного цитрусового одеколона, очень дорогого, по сорок пять рублей бутылочка. Градусов на девяносто. Настоящий чуфырик. Однако он вовсе не добавлял ощущения излишнего роскошества, как можно было бы сгоряча обрадоваться странствующим бомжовым рыцарям. Просто он им чуть-чуть кое-что пригасил, может даже и притушил. Но всё ж на время.
Потом как-то так ненавязчиво образовался поблизости дяденька радиослесарь. Угрюмый
