из квартиры, сопровождаемая суетливыми завереньями Анны Андреевны:
– Наташа, не волнуйся! Ирочка мне, как родная. С ней всё будет хорошо. Ты, главное, держись!
Я не помню, сколько тогда отсутствовала бабушка, потому что дни слились в унылую, безрадостную череду. По ночам меня охватывал безудержный страх, мне казалось, что в окна спальни, выдавливая стёкла, вливается темнота. Я захлёбывалась в ней, не в силах ни выплыть, ни позвать на помощь. Проснувшись, я тихо плакала, натянув на голову душное одеяло. В эти ночные часы мне казалось, что все родные люди покинули меня и никогда больше не вернуться. Чуткая Анна Андреевна, услышав среди ночи мои горестные всхлипы, тут же приходила в комнату, приносила питьё пахнущее горечью трав и заставляла пить его маленькими глотками. Потом она долго сидела возле моей кровати, горестно вздыхала и гладила меня по голове. Вскоре она принесла из дома ночник похожий на большую розовую лилию и стала оставлять его включённым до утра. От света ночника по стенам бежали густые уродливые тени, от которых я вновь пряталась под одеялом – единственной доступной мне защитой.
В один из этих унылых дней меня посетил сосед – десятилетний Лёшка. Сурово посмотрев на мое зарёванное лицо, он ни слова не говоря, вытащил из-за пазухи какой-то рыжий комок, и всё также молча сунул мне в руки. Комок жалостно пискнул и впился мне в меня крошечными острыми коготками.
– Это Маркиз, он будет с тобой играть и с тобой расти. Сейчас ему нужно дать молока, – строго, как взрослый заявил Лёшка.
До вечера мы возились с котёнком, устроив ему кукольную комнату и кровать. День пролетел незаметно, и первую ночь за время бабушкиного отсутствия я спала спокойно, убаюканная уютным мурчанием Маркиза, чувствуя рядом с собой тепло его крошечного тельца.
А утром вернулась бабушка и, вздохнув, сказала странную фразу:
– Ну, вот Ирочка, остались мы одни…
– Почему одни? – наивно осведомилась я, – нас даже больше стало. Это Маркиз, он будет жить с нами и расти вместе со мной. Его Лёша принёс.
Бабушка, как-то странно посмотрела на меня и ушла в свою комнату, непривычно приволакивая ноги, словно тащила за собой тяжёлые сумки. Потом она всхлипывала, звенела пузырьками с лекарствами, а я почему-то не могла себя заставить войти в её комнату, будто вместе с бабушкой вошло туда что-то безымянное, непонятное и очень страшное, вроде той темноты, которая прорывалась в мою комнату в кошмарных снах.
А потом мы зажили, как обычно. Снова были волшебные сказки на ночь, походы за грибами и лечебными травами в ближайший лес и вкусные пирожки по воскресеньям.
О том, почему так долго не возвращается мама, я не спрашивала. Её длительные отсутствия были в порядке вещей. И только под Новый год мне взгрустнулось. Неожиданно вспомнилось, что мама обычно в это время всегда была дома, причём не сердитая, а очень весёлая. Она, напевая, готовила с бабушкой праздничный стол, и мы все вместе наряжали ёлку.
– А
