кашу чуть дальше. Повисла неловкая пауза. Василиса готовила и прибиралась всё утро, возможно, даже не успев сама поесть. Но Яга впервые за долгое время получала заботу, столь непривычную для одинокой ведьмы в лесу, оттого чувствовала неловкость и раздражение одновременно.
– Пристала, как банный лист, – пробормотала Яга.
– Ну расскажи! – не унималась Василиса.
– Законы магического мира, – встрял Баюн, поглядывая на Ягу с опаской, – Их никто не озвучивает, но все их знают.
– Ой, милая, родненькая Яга, научи меня, пожалуйста, всему, что знаешь! – Василиса почти молитвенно сложила руки, её голос дрожал от волнения.
– С ума сошла, верно. Ты же живая!, – упрямилась в недовольстве старуха, – Смотри, щеки румяные, коса до пояса. Деток еще рожать тебе, мужа встретишь хорошего. Верно, сумасшедшая ты девка, оттого и выгнал тебя твой жоних.
Баюн, разглядывая грозу сквозь стекло, тихо добавил:
– И черепов не испугалась она.
– И черепов не испугалась…, – согласилась Яга, неожиданно смягчившись.
– И избу повернула без слов.
Яга бросила на кота недоумённый взгляд. Тот слишком непринужденно следил за грозой, как будто боялся смотреть в глаза старой ведьме.
– А с утра метлой лётной двор мела! – невзначай бросил кот.
– Баюн! Алешко же сказал…, – испугалась Василиса за свою тайну.
– Алешко?!, – Яга вскинула бровь, её голос стал резким и тревожным. – Кащей бы его побрал.
Баба Яга вскипела от гнева, вскочила с кровати и закружилась, заметалась по избе. Ведьмина тень плясала по стенам. Яга схватила кочергу, но, не найдя выхода ярости и разочарованию, вернула её на место. Затем взглянула на зеркало в резной деревянной раме. Сомневалась. Медлила. Но всё же подошла. Там она увидела обессилевшую старуху с глубокими морщинами на лице. С болью в сердце и горечью на губах она завесила зеркало платком, не желая больше видеть своё истощенное отражение. Яга села на стул рядом, чтобы отдышаться.
– Что я сказала не так? – спросила Вася осторожно. Она чувствовала, что незатейливое мужское имя подействовала на Ягу, как заклинание.
– Этот… Алешко! Приезжал ко мне мёртвую воду хлебать да про девок своих трепался! – процедила Яга сквозь зубы и отвернулась.
– А Ягу нашу-то и не приметил, – вставил Баюн. Яга смерила его гневным взглядом, и кот съежился, стараясь слиться с тенью.
– Больно надо. Только время моё потратил.
Яга высоко вздернула подбородок да так и сидела – королева мёртвых, не меньше. Её седые волосы, как молочные реки с прожилками углём, разметались по плечам и спадали к полу, но больше не сливались с ним. Яга познала предел своих сил, и впервые за тысячи лет она почувствовала себя… Старой. Именно старость приносила ей ныне невыносимую боль. Когда знаешь, что в любой момент можешь перевоплотиться, первые седины, морщины и рыхлость тела вызывают лишь смех. Но без этой способности
