следующее:
– У меня два раза кольнуло в правом боку. Чтобы это могло быть?
– Межреберная невралгия, наверно, – потягиваясь и зевая, говорю я. – Она у многих бывает.
– Сказывай сказки, е-п-р-с-т! – с негодованием возразила Машка. – Тоже мне «невралгия»! Это старость проклятая надвигается, дает себя знать!
Как-то она полдня неотрывно смотрела телесериалы, а когда надумала подняться, ноги не сразу приняли на себя восемь пудов хозяйского веса. Решив, что у нее начинается «восходящий паралич», Машка запаниковала. До самой ночи дверь ее квартиры не закрывалась: по вызову прибывали врачи, знахари и умудренные жизнью соседки.
К своим болезням я отношусь терпимо, как математик – к неизбежным ошибкам в трудоемких расчетах. Выздоровев, забываю о болезни: жизнь продолжается! О старости применительно к себе не люблю ни думать, ни говорить. Всему своё время. Но Машке скучно «стареть» в одиночку. Она выискивает в моей внешности следы временного разрушения, а выискав, с удовольствием ставит меня перед фактом. И я начинаю вглядываться в неприятную дымку на горизонте будущего. Однажды эта дымка сгустилась, стремительно приблизилась и накрыла меня черной тучей. Не знаю, был ли это упадок сил или что другое, но не испытываю никаких чувств и желаний, кроме одного – не двигаться и ни о чем не думать. Часами лежу на диване, а по нужде с трудом поднимаюсь и иду-шаркаю по квартире, как немощная старуха. В доме тихо-тихо. Иногда Валя, разговаривая по телефону в другой комнате, громко смеется. Смех дочери кажется странным, неуместным, чужим. Или по комнате неутомимо носится муха, вызывая моё удивление. Зачем она тратит энергию на бессмысленное движение и жужжание, кому-то досаждает и рискует быть прихлопнутой? Почему бы ей не подремывать в укромном уголке? Другими словами, почему она не ведёт себя так, как я?…
И мне понятно недоумение Сергеевны по поводу моих с Машкой демаршей. Как-то она сказала мне с мягким укором:
– Ты такая тихая, скромная женщина, а дружишь с этой, прости господи, лошадью! Смотри, как она пьет, прямо хлещет, а потом орет благим матом.
Я заступилась за Машку: она, мол, человек неплохой и практически не пьет, а кричит от избытка энергии. Сергеевна, увы, осталась при своем мнении.
В мозгах моих соседей происходит та же путаница…
– Е-п-р-с-т! – вваливаясь в мою квартиру, привычно матерится подружка.
Ее визит ко мне начинается с какого-нибудь замечания. Критиковать всех и вся – одна из ее привычек. Каждый мой недочет как хозяйки она принимает за личное оскорбление. От ее возмущенного крика сотрясаются стены. Соседи думают, что мы постоянно скандалим. После ухода подружки кто-нибудь обязательно высунется в коридор, чтоб пристыдить меня насмешливым взглядом.
А вчера с нами произошел презанятный случай…
