человека обвинил другой преступник под пыткой («язычная молка») или когда его застали с поличным[367]. Третья причина указана в губных грамотах: если подозреваемый по общему мнению был известным преступником («лихим человеком»)[368]. Подобные опросы были действенным способом ограничить применение пытки. Судебник 1550 года гласит: если человека обвинил преступник, судья должен провести расследование и опросить местное население, чтобы выяснить, какой славой пользуется обвиненный, и только потом переходить к пыткам. Тот же Судебник предписывает судьям благоразумие: если вор совершил преступление впервые и других дурных дел не творил, судья мог вынести приговор сразу, не пытая его[369]. Законы XVII века повторяют три основания для пытки и связывают ее с процедурами следствия (розыскные дела, которые иногда прямо называли «пыточными»). Но юридические тексты XVII века не сообщают о пытке почти ничего нового, а в трех главах Уложения, посвященных самым тяжким преступлениям, пытка даже не упоминается[370].
Существовало и другое важное ограничение – на количество пыток. Жесткое правило так и не было установлено, но начиная с XVI века в Московском государстве считалось, что нельзя пытать человека больше трех раз[371]. В 1666 году Григорий Котошихин писал о трехкратных испытаниях, а около 1684 года закон о наказании раскольников открыто предписывал «пытать накрепко» подозреваемых три раза. Однако количество могло меняться: Уложение предусматривает несколько случаев, когда вынести приговор можно было и после двух пыток[372]. Мы уже отмечали, что современное европейское законодательство часто предписывало меньше испытаний.
Косвенное ограничение представлял собой порядок следственных приемов и методов. В некоторых обстоятельствах пытку можно было проводить без предварительного расследования: когда приводили с поличным, когда человека обвиняли два преступника или больше, когда хозяин обвинял своего крепостного или холопа или когда совершалось преступление, которое кто-то перед этим «похвалялся» совершить[373]. В целом, прежде чем переходить к пыткам, от судей требовалось провести устный допрос, очную ставку, изучить материальные улики и опросить окрестных жителей, чтобы установить репутацию обвиняемого. Даже если в результате появлялись обоснованные подозрения, последним шагом перед пыткой был допрос с демонстрацией обвиняемому пыточных инструментов[374].
К сожалению, в законах мы не встречаем увещеваний в адрес судей, но в одном наказе торопецкому воеводе в 1628 году предписывалось «напрасно не пытать». Осторожность властей была видна и в их готовности принимать апелляции. Например, в 1628 году приняли прошение двух стрельцов: они заявили, что дали под пыткой ложные показания, чтобы избежать боли. Москва отменила назначенную казнь и начала расследование. В 1689 году в Пскове раскольник отрекся от ереси, а под пыткой сказал, что снова начал посещать церковь. Из Москвы пришел указ: провести
Термин Судебника 1497 г. («опытати», «пытати») понимается как пытка: ст. 14, 34: РЗ. Т. II. С. 56, 58. В XIV в. запись о воровстве предписывала телесные наказания за воровство, используя редкое слово «мука», которое Кайзер переводит как «пытать»: The Laws of Rus’. Р. 117. Но, судя по контексту (суд должен выбирать между штрафом и мукой), речь идет о наказании, а не о пытке.
Репутация: РЗ. Т. II. С. 214 (ст. 3–5, 1539); Наместничьи, губные и земские уставные грамоты. С. 54 (1539), 56–57, 59 (обе 1540), 59, 61, 63 (обе 1541); 66 (1549); Указная книга Разбойного приказа янв. 1555 г., ст. 1 и 2: ПРП. Т. IV. С. 356. Повальный обыск (опрос общины): указ августа 1556 г.: ПРП. Т. IV. С. 363–367; Наместничьи, губные и земские уставные грамоты. С. 69–73 (1556); Судебник 1589 г. Ст. 205–220: ПРП. Т. IV. С. 439–442.
Судебник 1550 г. Ст. 55–57: РЗ. Т. II. С. 107–108; Соборное уложение. Гл. 21, ст. 28: РЗ. Т. III. С. 233.
Обвинение или расследование: Указная книга Разбойного приказа 1616/17 г., № 19: ПРП. Т. V. С. 193; Соборное уложение. Гл. 21, ст. 49: РЗ. Т. III. С. 238; Новоуказные статьи 1669 г., ст. 72: ПРП. Т. VII. С. 421. «Пыточное дело»: РГАДА. Ф. 210. Севский стол. Стб. 283. Л. 349 (1672). Первые три главы:
Три раза: Медынская губная грамота 1555 г., ст. 3: РЗ. Т. II. С. 219–220; Грамота 1556 г. в Зубцовский уезд: Наместничьи, губные и земские уставные грамоты. С. 70 (1556), 75 (1571), 84 (1586); Указная книга Разбойного приказа 1616/17 г., ст. 5: ПРП. Т. V. С. 189–190; Соборное уложение. Гл. 21, ст. 39, 93, 100: РЗ. Т. III. С. 236, 245–246.
Поличное: Указная книга Разбойного приказа 1616/17 г., № 19, 22–25: ПРП. Т. V. С. 193–195; Соборное уложение. Гл. 21, ст. 28, 49–50, 58, 74: РЗ. Т. III. С. 233, 238–239, 242. Преступник обвиняет: Указная книга Разбойного приказа 1616/17 г., ст. 1, 4, 5, 7, 31–36: ПРП. Т. V. С. 188–190, 196; Соборное уложение. Гл. 21, ст. 21, 38, 40, 43–44, 58, 64, 100: РЗ. Т. III. С. 233, 236–237, 239–241, 246. Обвиняет хозяин: Указная книга Разбойного приказа 1616/17 г., № 17: ПРП. Т. V. С. 193; Соборное уложение. Гл. 21, ст. 48: РЗ. Т. III. С. 238. Репутация: Указная книга Разбойного приказа 1616/17 г., № 1–11: ПРП. Т. V. С. 188–191; Соборное уложение. Гл. 21, ст. 28, 29, 35, 36, 39, 42–44, 49, 58, 76: РЗ. Т. III. С. 233–239, 243. Угрозы: Соборное уложение. Гл. 10, ст. 202: РЗ. Т. III. С. 135.
Первое упоминание о допросе перед пыточными инструментами: Новоуказные статьи 1669 г. Ст. 8, 53: ПРП. Т. VII. С. 398, 416.
