подняться не было никакой возможности, эффект был потрясающий. Через какое-то время, поняв, что внутрь испытуемого воды налилось достаточно и эффект достигнут, Полуэкт убрал полотенце. Вопрос, который услышал гость, изумил его до крайности. Ну, как, одобряешь поведение морских пехотинцев США и агентов ЦРУ, придумавших и активно претворяющих в жизнь подобные развлечения? Правду будешь говорить? Буду, – простонало в ответ мокрое и совершенно сломленое существо, ещё вчера решавшее судьбы людей и их имущества. А вот и не надо, – послышалось в ответ, я тебе не следователь, не судья и не прокурор. Мне твоя правда без надобностев. Я тебя и такого удавлю. Без признательных показаний и покаяния! А девице вашей, вон там она лежит, я сейчас расскажу про красивый африканский обычай. Вы, конечно, знаете, что мусульмане, иудеи и дикие племена в Африке отрезают мужикам крайнюю плоть? Вижу, слышали. Так вот, в Африке есть не менее красивый, народный и глубоко почитаемый обычай. Там девицам отрезают клитор, то, что вы, русские, называете сикиль. Зачем они это делают, не знаю, не успел вопрос исследовать, думаю, основания у них есть, непросто же так, из садистких побуждений, на протяжении веков, деятели африканских племён эту идею культивируют и в жизнь проводят? В этом вопросе аудитория со мной согласна? Девочка, в чём дело? Какие-то двадцать минут в горчичниках и тебе уже невтерпёшь? А вот русские старые люди говорили, поделом вору и мука. Что думаешь? И с этими словами сорвал полиэтиленовую повязку со рта девицы. Та разразилась рыданиями. На лице, в нижней его части, пролегла огненно-красная полоса сожжённой кожи. Чего ревёшь, – спросил Полуэкт, – больно? Не отвечай, вижу, чувствуешь себя не комфортно. И правильно! Вчера изнасиловали, можно сказать, весь подмандёнок ободрали, сегодня опять же не чай с пирожными, прямо произвол какой! Девица затихла и старалась не смотреть на мучителя. В ванне слабо ворочался мокрый связанный опер. Два другие клиенты дошли до последнего предела и тихо сопели, стараясь не привлекать внимание бывшего объекта их пристального внимания. А вот и пассатижи у меня есть, – сказал доставая их из кармана Синехрюков. С кого начнём? Добровольцы! Два шага вперёд! Ать, два. Или я был прав всегда, когда говаривал «Ледис фёрст»? Пассатижи в руках его оглушительно щёлкнули. Девица решила было заорать, посмотрела на руки Полуэкта и не стала. Слушать сюда, – проговорил с выражением Дормидонтыч, я отойду на время. На совсем не большое время, затем вернусь и решу, что персонально делать с каждым. Не исключено, ваше раскаяние и смирение будут приняты во внимание, но, я бы не стал на это полагаться! Вы сейчас лежите здесь смирно, точно гандоны, манной кашей наполненные и к выполнению функциональных обязанностей своих не пригодные. Tы, – указал он на девицу, – грелка во весь рост, тоже не шебуршись. «Не-то всё это очень плохо кончится.» Лежать, бояться и далеко муде и сикиль не прятать, может