Пытаясь сохранять спокойствие, она опустила глаза на дочь и снова с усилием улыбнулась. – Да, как Дуджа для тебя. Она нам поможет.
Терминал Адрианну уже не интересовал. Ей было страшно, потому что лицо ее матери было очень белым, а ее рука дрожала.
– Он разозлится.
– Он не сможет причинить тебе вред. – Фиби снова остановилась и взяла Адрианну за плечи. – Я обещаю тебе, что он никогда не сможет причинить тебе вред, чего бы мне это ни стоило.
И тут напряжение всех дней и ночей, которые она провела в ожидании этих минут, дало о себе знать. Прижимая одну ладонь к животу, она ринулась вместе с Адрианной к двери дамской комнаты, где ее с силой вырвало.
– Мама, прошу тебя. – Перепуганная Адрианна обхватила за талию согнувшуюся над унитазом Фиби. – Мы должны вернуться, пока он ничего не узнал. Мы скажем, что заблудились в толпе. Он только немножко рассердится. Это будет моя вина. Я скажу, что это я во всем виновата.
– Мы не можем. – Фиби прислонилась к двери кабинки. Тошнота понемногу проходила. – Нам нельзя возвращаться. Малышка, он собирался отослать тебя прочь.
– Прочь?
– В Германию. – Фиби нашарила свой платок и вытерла взмокшее лицо. – Я не позволю ему никуда тебя услать. Я не допущу, чтобы тебя выдали замуж за мужчину, который может оказаться таким же, как он. – Постепенно успокаиваясь, Фиби опустилась на колени и обхватила дочь обеими руками. – Я не позволю тебе жить так, как жила я. Это меня убьет.
Мало-помалу страх покидал глаза Адрианны. В узкой кабинке, в которой все еще стоял кислый запах рвоты, они вместе перешагнули через порог своей новой жизни. Адрианна осторожно помогла Фиби подняться на ноги.
– Тебе лучше? Обопрись на меня.
Когда они входили в самолет, усаживались в кресла и застегивали ремни безопасности, лицо Фиби было лишь чуть более бледным, чем обычно. Она прислушивалась к вою двигателей и ощущала, что биение ее сердца замедляется и становится все более ритмичным. Теперь о гареме и его удушающей жаре ей напоминал лишь стук крови в ушах. Ощущая кисловатый неприятный привкус во рту, она закрыла глаза.
– Мадам? Могу я после взлета предложить вам и мадемуазель что-нибудь выпить?
– Да. – Она так устала, что не стала и пытаться открывать глаза. – Принесите моей дочери что-нибудь прохладное и сладкое.
– А вам?
– Виски, – пробормотала она. – Двойной.
Глава шестая
Селеста Майклс обожала драмы. В раннем детстве она решила, что будет актрисой. И не просто актрисой, а звездой. Она умоляла и клянчила, дулась и задабривала маму с папой, снисходительно решивших, что их малышка проходит сложный период, пока те не согласились оплатить ей уроки актерского мастерства. Родители продолжали так думать, даже отвозя Селесту на прослушивания, репетиции и спектакли в любительском театре. Эндрю Майклс был бухгалтером, который предпочитал смотреть на жизнь как на бухгалтерский отчет, в котором отражаются как доходы, так и расходы. Нэнси Майклс была хорошенькой
