нашей компании один гусарский офицер, служивший когда-то в Польше и Финляндии. Он переносил нас с юга на север и смешил гусарскими анекдотами.
Священник фрегата, иеромонах Вениамин, был человек самой строгой жизни и, по-своему, довольно образованный. Все священники фрегатов и кораблей, стоявших тогда на рейде и даже затопленных, обязаны были посещать те бастионы, где находилась команда их экипажа, освящать батареи, исповедовать умирающих и совершать различные церковные службы. Вениамин был чрезвычайно усерден в исполнении этих обязанностей. Он ходил по бастионам с каким-то увлечением, и мы всегда боялись, если он долго не возвращался. Но Бог хранил его до конца. Мне известно, что во всю осаду он исповедал и приобщил с лишком 11 тысяч человек.
Матросы «Коварны» представляли смесь племен и наречий: тут были русские, хохлы, жиды и цыгане. Но, разумеется, командовал всеми один общий русский дух. Ходили они, большею частью, в холстинных куртках или даже просто в рубашках, исключая те случаи, когда служба требовала суконной одежды. Иногда по вечерам, сидя у себя на кубрике41 или на батарейной около кухонной печи, по-морскому камбуза, они пели песни, которым близость и шум моря придавали что-то особенное… Подле них всегда было две-три кошки, любимые всем экипажем и выученные ходить на задних лапках. А не то, матросы толковали об осаде, только история осады у них была своя. Они и знать не хотели офицерских рассказов, а слушали и повторяли только то, что приносилось с бастионов их же товарищами, отвозившими туда ежедневно обед и ужин для команды своего экипажа. Этими россказнями был сыт не только фрегат, но даже и берег Северной и Сухой балки; а иные повествования улетали и на базар, и дальше. Его, то есть неприятеля, били тысячами. Чуть не каждую вылазку ложилось тысяч пятьдесят. Это число почему-то было самое употребительное.
Несмотря на некоторую внешнюю грубость и какую-то беспардонность, матросы «Коварны» были самый простой и богобоязненный народ; служили службу свою честно и исправно. Если погибал товарищ на бастионе, они старались похоронить его прилично, одеть в чистое белье и отслужить панихиду. Особенно меня умиляла их необыкновенная набожность. Я часто замечал, как иной матрос, ложась спать, или вставая поутру, или так, среди дня, когда просило сердце молитвы, – молился на коленях перед единственным образом Спасителя нашей маленькой церкви, или, правильнее, иконостаса, читая вслух свои молитвы и не смущаясь никаким окружающим шумом. Когда же происходила у нас какая-либо служба и мы собирались перед образом, я видал, как иные матросы подходили и клали медные деньги под образ. Как мне было завидно, что я не умею так же чисто и просто положить свой грош под образ!
Фрегат «Коварна» стоял от берега в 70 саженях. Вот какой вид был от нас на Севастополь.
Прямо против нас, смотря по бушприту42 через рейд43, виднелась на расстоянии версты Южная бухта в раме строений Корабельной слободки и Южной части города. Здания Корабельной начинались Павловской батареей, стоявшей у самой бухты,
