Марат, ты верно подметил – сияю. Звонила жена на сотовый, именно моя прежняя – весёлая, озорная.
– Хм, я рад за тебя и за Изольду, – дружески похлопав по плечу Виктора, с улыбкой произнёс Марат.
Виктор взял пакет с заднего сидения машины и передал другу.
Марат с сожалением посмотрел в него и произнёс:
– Жаль уничтожать свои творения.
– Спасибо тебе за твой талант, я восхищён им, – с искренностью произнес Виктор.
– Ты, Виктор, не менее талантливо срезал у Изольды седые волоски. Да, кто бы мог подумать, что пустые фарфоровые кукольные головки смогут сотворить такое чудо в судьбе человека, – с удивлением изрёк художник и, присвистнув, выкинул пакет прочь.
ЛАКОМЫЙ КУСОЧЕК
«Светлячки» в глазах, прямая осанка и гладко выбритое скуластое лицо с сельским румянцем. Особенно омерзительна эта улыбка, до отвратительности дружелюбная. Он жаждет произвести на меня благоприятное впечатление, не человек, а кусок позитива в яркой тканой упаковке.
А вот нежеланный гость предлагает мне свою холёную руку для обмена дружественным рукопожатием. Я слегка надавливаю на его конечность, при этом, стискивая зубы, с прищуром смотрю на его шею и движение кадыка.
– Илья! – громко представляется он.
– Папа Анастасии, – с безразличием произношу я, чувствуя его некоторое замешательство. Он обшаривает своими близко посаженными глазками с растерянным взглядом мою гостиную, явно ища предмет для замеса обоюдного, а следовательно, успешного знакомства со мной.
– Под потолок посмотри, – вдруг захотелось помочь мне ему.
– И правда, виноват, невнимателен, это ваши работы? – дивится он, рассматривая модели военных самолётов.
Я молчу, терпеливо слушаю придурка.
– Это же какой кропотливый труд! – фальшиво играя в восхищенье, восклицает он.
– А ты каким ремеслом владеешь? – подходя к камину, без интереса вопрошаю я.
– Я-то? – быстро переспрашивает он.
– Тупой, – расщепляя полено, отзываюсь я.
– Извините, что?
– Ой, вот что, чем занимаешься в жизни?
– Я дантист.
– Садист.
– Опять не расслышал вас.
– Садись, говорю, сейчас огонь оживлю, душевно пообщаемся, – скрипнув зубами я одарил его своей гримасной улыбкой, нарочно разученной перед зеркалом для таких, как этот.
Знаете, что меня более всего раздражает в людях? Их предсказуемость поведения. Они ведут себя шаблонно, под стать своим прапредкам. Ну что же это, в самом деле? К чему этот доморощенный театр? Я же не придаток памперса, а большой дядька и отчётливо понимаю, что этому мальчику, у которого нос пипочкой, я – личность – безразличен. Ему нужна только моя дочь. Дочь – моё вдохновенье, сила, смысл моей нелёгкой жизни. Та, ради которой я готов на любую высоту и на самое низменное падение, переходя крайности
