достал из бездонного кармана шаровар пригоршню семечек, протянул ее Кешке.
– Грызи семки. От нервов помогают.
Иннокентий присел на корточки – скамейка была жутко грязной.
– Сам грызи, – отмахнулся он от угощения. – От них зубы чернеют. А на нервы я пока не жалуюсь.
Балбес сплюнул длинной струйкой себе под ноги и тяжело вздохнул:
– А я жалуюсь.
Валька откинулся на спинку скамейки, и начал дергать своей длинной ногой в такт гремящей на танцплощадке мелодии «Королевы красоты».
За панцирной сеткой, отделяющей танцующих от созерцающих, молодежь вовсю твистовала. Музыканты, стоящие на эстраде под плакатом «Искусство принадлежит народу» одержимо «лабали инструментал». Многие девушки были одеты по последней моде: в брючные костюмы и «тупорылые» туфли на толстенных каблуках. Парни от них не особо отставали: нейлоновые приталенные рубашки, брюки-клеш со стрелками, заглаженными до бритвенной остроты, пижонские короткие галстуки с крупным узлом. Другая, более демократичная категория мужского сословия, трясла своими длинными космами, «радуя» глаз клетчатыми рубашками и синими «техасами» с невероятным количеством карманов и заклепок.
Бросая на танцоров осуждающие взгляды, вдоль сетки нарезали круги две пожилые тетки с красными повязками.
– Что это теперь за мода пошла?! – возмущалась одна, одетая в строгий учительский костюм. – Уже девку от парня не отличишь. Эти влезли в штаны и вертят задом, те распустили патлы и туда же. Ни стыда, ни совести.
– И то правда, – согласилась с ней другая, в сером вязаном жилете. – Редкой похабности танец. Видите, как извиваются? Как будто раздеться хотят. Совсем распустились. Надо инициативу выдвинуть, чтоб дружинникам плетки выдали и разрешили этих, – она кивнула на сетку, – лупить по задницам. Чтоб не зря извивались.
– Не, ты слышал?! – заржал Балбес. – Дай училкам волю, они нас ваще поубивают.
– Эмма Дмитриевна, вы только поглядите на их копыта, – не унимался Костюм. – Ведь носили же аккуратные туфельки на шпилечках: изящно, красиво, женственно. А это что? Бульдоги уродские…
– Зато практично и устойчиво, – встрял в их диалог проходивший мимо мужчина лет тридцати пяти. – Забыли, как от ваших шпилек асфальт летом выглядит? Как шрапнелью побитый. Не тротуар, а дуршлаг. Через пару лет вы сами такие же наденете.
Тетки, возмущенно, засопели. От столь дерзкого предположения у них чуть речь не отнялась.
– Скажите еще, что мы штаны на себя натянем, – выкрикнул вслед прохожему Серый Жилет. Но тот уже скрылся в толпе.
Жил да был черный кот за углом,
И кота ненавидел весь дом,
Только песня совсем не о том,
Как не ладили люди с котом,
– орали в микрофон музыканты.
– Про
