единица. Правильно говорит мать: «На хлеб зарабатывают руками. На масло – головой. На икру – идеями». Он завис на первой стадии, как муха в глицерине. И это обидно. Последнее его профессиональное достижение – участие во Всероссийской художественной выставке, посвященной 250-летию Академии Художеств. Хотя нет, в 2009-м была еще одна, посвященная Году Молодежи, в выставочном зале Администрации Президента. И все. Картины его, и впрямь расходятся ни шатко, ни валко. Ни славы, ни денег.
Вон Валерка Миргородский – тоже звезд с неба не хватает, зато не ходит с финансово озабоченным лицом. Бросил свой худкомбинат, подался в реставраторы и результат налицо – третью иномарку меняет.
Певзнер наквасил горчицей кусок холодца, механически оправил его в рот, запил харч ненавистным масляным чаем и даже не поморщился. Мысли его были весьма далеки от утренней трапезы. Он раздумывал над причинами своего хронического невезения.
В профессиональном плане ему не фартит. В личной жизни тоже – ни жены, ни ребенка, ни котенка. Крепким здоровьем похвастаться не может. Внешностью тоже бог обидел. Что бы там мать ни говорила, он же не слепой. Когда-то у него была завидная шевелюра, но от нее уже ничего не осталось – облез, как старая кроличья шапка.
– Что-то ты неважно выглядишь, – подбросила Ираида Львовна «дровец в топку». – Стал уже похож на свою паспортную фотографию. Давай-ка мы съездим с тобой на море. Ты позагораешь, попишешь, впечатлений наберешься.
Аркадий молчал, ему не хотелось ничего – ни моря, ни солнца, ни впечатлений. Только покоя.
– Не надо инсценировать раздумья, – повысила голос мадам Певзнер. – Мама плохого не посоветует. Если ты переживаешь за эти проклятые денежные знаки, то ничего себе даже не думай – у меня есть заначка на черный день.
– Так то ведь на черный…
На челе Ираиды Львовны появилась горестная складка.
– Ой, сына, он уже наступил. Средь бела дня, практически на глазах соседей, чтоб им икалось и не глоталось, из квартиры известного искусствоведа выносят уникальную коллекцию холодного оружия, картины, антикварные вазы, столовое серебро, севрский фарфор, французские миниатюры, кожаные плащи, шубу из БАР-ГУ-ЗИН-СКО-ГО соболя, видеокамеру, новенький ноутбук за восемьдесят пять тысяч, драгоценности на… сумасшедшие деньги. Одно только ожерелье гранатовое, подарок свекрови моей, Ривы Абрамовны, чего стоит… Семейная ж реликвия, чтоб им уже руки поотсыхали по самое горло… И хоть бы кто остановил этот беспредел!
Она потянулась ножом к яблочному пирогу и, оттяпав шмат величиной с утюг, положила его на блюдо перед Аркадием. Тот благополучно уверетенил подклад, продолжая думать о своем.
– Аркаш, переходи на портреты! – прозвучало у него над самым ухом. – Вон Эдька Марцан, чтоб ему в сортире утопиться, плюнул на свои прославленные натюрморты и шарашит фейсы рублевских жен и любовниц. Теперь у них с мамой
