склонившегося над ним Дениса Горобченко, бывшего однокашника по изостудии. Они не виделись уже лет пятнадцать, а, может, и все двадцать.
– Ну и жабры ты отъел, родимый, – скалился тот, пытаясь обнять Певзнера.
– Полный – значит нет СПИДа и глистов, – лениво парировал Аркадий.
– Как отец, матушка, супруга, детки? – не отставал Денис. – Сам-то где малюешь? А здесь что делаешь?
Из серии вопросов, выпущенных в него пулеметной очередью, Аркадий выбрал последний.
– Да вот, Динька, хату мою обнесли. Явился на опознание вещей. Уже час тут кукую.
Горобченко ухватил его за рукав и поволок к одетому в «намордник» окну.
– Ты не поверишь, я тоже – «терпила», – почти радостно сообщил он Певзнеру. – Обчистили меня, как липку. Рассказываю: пришел я в ночной клуб, познакомился там с барышней. Выпили мы с ней по два коктейля… Больше ничего не помню – потерял сознание. В себя пришел уже в реанимации – без часов швейцарских, без печатки и главное – без портмоне. Эскулапы сказали, что я еще хорошо отделался – организм крепкий. Мне такой дряни сыпанули, что мог и ласты склеить. Вот так в нашем с тобой возрасте знакомиться с девушками. Как говорила моя бывшая теща, седина – в бороду, челюсть – в стакан!
Аркадий хмыкнул, живо представив себе эту картину.
– Вот что я думаю: надо бы нам к публичным казням вернуться, – продолжил Горобченко, все больше растягивая Певзнеру рукав свитера. – Одного-другого повесили бы прилюдно – кражи бы вмиг прекратились. Как ты считаешь?
– Сомневаюсь я… В старину, когда воров казнили на площадях, кандидаты на виселицу в толпе срезали у зевак кошельки. Так что…
– Певзнер здесь? – прервал его тираду Голопуз, высунувший в коридор свою лохматую голову.
– Здесь! – отозвался тот и, не простившись с Денисом, ринулся на опознание.
Вещи оказались чужими, и до антиквариата им было так же далеко, как подмосткам сельского клуба до сцены Большого театра. Зря только время потерял. Признать этот хлам своим означало бы отказаться от, достаточно дорогого кровного, если оно когда-нибудь будет найдено.
Прощаясь со следователем, Аркадий обратил внимание на картины, висевшие на стенах его кабинета. Даже не картины, а постеры в дешевых пластмассовых рамках. Причудливые каляки-маляки, грубые цветовые пятна, ломаные линии. Абстракция, итить… Опять матушка оказалась права. Если даже в полицейском околотке такое вешают, чего ждать от офисов предпринимателей? Нужно и впрямь менять профиль. Эпоха березок безвозвратно канула в Лету.
В мастерскую Певзнер попал только к трем часам. Переоделся, стал у мольберта и вдруг понял, что закончить «Блики» уже не сможет. Он работал над ними больше месяца, но удовлетворения от результата все не было. Лет десять назад достаточно было наложить грунт, и картина размером сорок на шестьдесят была готова
