я только слыша о них, но видеть воочию мне их не доводилось. Кухар хотел показать одну из них, но не смог изловить.
– С вашего позволения, я исполню сложенную в тот год песню.
Амелия одобрительно кивнула и, устроившись на причудливом подобии трона, всем своим видом показала, что готова слушать.
– К сожалению, у меня нет инструмента, – растерянно произнес вор, оттягивая время, дабы получше вспомнить слова песни. – С лютней было бы сподручнее, – а про себя пожалел, что не забрал у Фриды её лютню. Сейчас она бы ему очень пригодилась.
– Это не беда. Если в песне есть музыка, я её обязательно услышу.
Рихтер вновь откашлялся. Набрал полную грудь воздуха. Справедливости ради стоит отметить, что Господь не обидел лжеца голосом. Он брал любые ноты, не зная об их существовании, и, если бы судьба не привела его на кривую дорожку воровства, есть вероятность, что Рихтер прославился бы на более благородном поприще. Он начал петь:
В осеннюю ночь она выйдет одна.
Как мрамор бела её кожа.
Безмолвным руинам о жизни поет,
О будущем и о прошлом.
В осеннюю ночь лихие ветра
Разносят мелодии эти.
Страшнее они молчаливой тоски,
Прекраснее холода смерти.
Полвека назад, да, полвека назад
Белокаменный город был путнику рад.
Из стали искру высекал кузнец,
За сделкой из кубка мед пил купец
Полвека назад, да, полвека назад!
В безлюдную ночь она бросит погост.
Изящна, легка её поступь,
И с диском луны она споры ведет
О будущем и о прошлом.
Тоску её разделят ветра,
Траву луговую сминая.
Давно город брошен, но дева поет
О любви, что не умирает.
Полвека назад, да, полвека назад
Белокаменный город чумой не объят.
Не сплевывал кровь, умирая, кузнец,
За прилавком вел торг живой купец
Полвека назад, да, полвека назад!
Амелия слушала внимательно, не шевелясь, и, стоило Рихтеру закончить, она обратилась к Хельгерду:
– Друг мой, скажи, что ты думаешь?
Волк метнул в гостя взгляд, которым можно проколоть человека насквозь, а потом прорычал:
– Звучит ладно, но не украл ли он её?
– Как? – вырвалось из груди Рихтера. – Это не то…
– Не обращай внимания, – перебила его Амелия. – Все мы дети Дорог Охоты, и, если эти песни добыты не тобой, что ж, не осуждаю. Главное, что теперь они принадлежат тебе и ты мастерски ими владеешь. Мне нравится, как ты поешь, и я готова слушать дальше. Клянусь молодой луной, ты нравишься мне, человек.
Сложно сказать, как долго вору пришлось радовать чудовищ пением, ведь в доме Амелии течение времени не чувствовалось вовсе. Вор выудил из памяти с полсотни песен разных менестрелей,
