ещё не было
никогда. От растерянности хочется даже сесть. «Женщина, что с неё возьмёшь…» – обрёченно
думает Роман.
В раковине шумит вода, рассыпая мелкие брызги. Роман обнимает жену крепче и ласковей.
– Ах ты мой волшебный! – неожиданно произносит она.
Волшебный?! Роман даже отстраняется от неё и вдруг чувствует, что вот сейчас он вместе с ней
в едином мире чувств-паутинок. Никогда ещё не была она такой душевно близкой.
– Почему ты сказала «волшебный», почему?! – восторженно и тихо спрашивает он.
– Потому что мне хорошо с тобой, как в сказке. Потому, что ты не такой, как все. Ты как будто не
из этого мира… А ещё ты так классно танцуешь…
Господи! Она говорит ему такое! Впервые произносит это, ничего не боясь и не стесняясь!
– А ведь я ещё не рассказывал тебе о своей детской мечте, – вспоминает Роман, обнаруживая в
себе готовность рассказать ей сейчас о чём угодно…
А какой прекрасной Францией пахнет от роскошных медных волос его беременной жены! И
даже не любя его (а может быть, всё-таки любя?), она прекрасна. Наверное, такой-то непростой и
бывает женатая жизнь. «Ах ты Голубика моя Голубика, Курочка ты моя Синеглазая…»
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Каверзные вопросы
Суббота и воскресенье – вот лучшие дни, чтобы молодым Мерцаловым навещать родителей.
Встречают их там неизменно приветливо. С тестем Роман сходится вполне. Большую часть
свободного времени Иван Степанович отдаёт книгам: запоем, как художественную литературу,
читает технические журналы. С наслаждением, прищурившись для меткости, вычерчивает на
больших листах ватмана и собственные изобретения, более всего ценя простоту и лаконичность
задумки. Именно в простоте, как он считает, проявляется не только мощь, но и элегантность
изобретательского ума. Его конёк – придумывание новых инструментов для обычной работы и
усовершенствование старых – ну, где ещё проявить способность к простоте, если не здесь?
Изделия тестя – какие-то хитроумные ключи, отвёртки, молотки и просто выдерги для гвоздей.
Увлечённый Иван Степанович бурно радуется не только своим находкам, но и чужим,
расстраиваясь, если его восторгов никто не разделяет. И тут-то зять становится его отдушиной.
Некоторые изменения в привычных инструментах, предлагаемые тестем, кажутся Роману
странными, но отдельные просто восхищают, вызывая недоумение: как же я сам-то не догадался?
Иван Степанович пытается и Романа зажечь своей страстью, убеждая в каких-то его
конструкторских задатках, но вскоре машет рукой: нежелание зятя превосходит все эти
предполагаемые задатки. Ивану Степановичу хватает и того, что новый член их семьи становится
