университета, очень интересно ведёт занятия.
Я обрадовала Санька тем, что согласилась сходить с ним, «пожертвовав» занятиями по танцам.
Андрей Александрович, человек лет двадцати пяти, талантом рассказчика обладал необыкновенным, вместе с отблесками линз сверкали его глаза, подсмеиваясь над нами, увлекая в Петербург Пушкина, Грибоедова, Лермонтова, Достоевского, Блока, Довлатова, а иногда мы «пускались в путешествия» по итальянским или греческим городам времён античности.
В памяти его, в неисчислимом количестве, теснились стихи или цитаты, он удачно пользовался ими, придавая рассказу особый блеск. Дома я начала читать классиков, отыскивая в книгах то, о чём он рассказывал, и что в школе казалось неинтересным. На экскурсиях он научил нас смотреть из определённых окон дворцов или домов, замечать детали. Убеждал, что произведения великих мастеров нужно читать в оригинале, я попросила папу пригласить мне учителей французского и немецкого языков.
Вместе с Андреем Александровичем ребята выходили после занятий из дома творчества, шли, продолжая беседу, потом компания «рассасывалась», кто куда.
Мы с преподавателем жили на соседних улицах, рядом шагал Санёк, которому всегда было в ту сторону, куда мне.
Учитель носил с собой дорогой фотоаппарат, мы останавливались, чтобы запечатлеть, именно, сегодняшний день, сиюминутный дождь, свежесть в воздухе, зелёные, желтые, красные листья клёнов или снег на фоне чёрного неба.
«Мне холодно. Прозрачная весна в зеленый пух Петрополь одевает…», – слушали отрывки из Мандельштама в начале мая или Ахматовское: «Смуглый отрок бродил по аллеям…», если гуляли, шурша жёлтой листвой, по паркам Царского села.
«Всё, что минутно, всё, что бренно,
Похоронила ты в веках.
Ты, как младенец, спишь, Равенна,
У сонной вечности в руках», – звучали строчки Блока, когда обсуждали историю Римской империи.
Я «заразилась» кружком, забросила танцы, училась смотреть на дома, улицы, интерьеры по-своему, как на платье, которое можно изменить до неузнаваемости, если пришить другие пуговицы или поменять пряжку на поясе. На третьем году посещения занятий новые фантазии стали тревожить меня.
Однажды, пройдя половину пути из кружка домой, сказал Саньку, что забыла перчатки в гардеробе, сделала это специально, попросила сбегать за ними. Пока мы ждали его, предложила педагогу сфотографировать город так, как покажу я. Он согласился.
Был апрель. Свинцовое небо застыло в лужах среди пористого потемневшего снега. Город в серой мгле казался загадочным, замершим в предчувствии весны.
Мы встретились во второй половине дня и снимали до вечера. Он напечатал снимки, посмотрел на меня, как на открытие, и предложил продолжить совместное творчество. Под интереснейшие разговоры об искусстве мы «открывали» неожиданные места или ракурс для съёмки. Улицы, дворы, старые решётки садов, реки и каналы выглядели по-другому. В день встречи,
