начинать, господин профессор? – несколько раз произнес дрожащим голосом Клейнбаум, прыгая между картой и кафедрой и поминутно заслоняя своей фигурой окно, в которое глядел Вержбин.
Надо полагать, что эта искусственная игра тени и света привела учителя к некоторому сознанию действительности.
– Что вам надо? – спросил он.
– Рассказать про Африку? – спросил его, в свою очередь, Клейнбаум.
И, не теряя золотого времени, он подскочил к карте…
– Африка, господин профессор, граничит с севера… Ах, что это?!..
Мы едва удерживали смех. Конец палки Клейнбаума вместо северного берега пришелся как раз на мысе Доброй Надежды так как один из наших шалунов заранее перевернул карту.
– Это… это – не Африка! – в отчаянии восклицал Клейнбаум, поглядывая то на нас, то на карту, то, наконец, на Вержбина.
Мы хохотали, а он прыгал от одной карты к другой, что-то соображал, снова подбегал к своей и запутался окончательно.
Неизвестно, чем кончилась бы эта сцена, если б один из добрых товарищей не сжалился над ним и не перевернул карту как следует. Клейнбаум мгновенно перешел от отчаяния к восторгу.
– Это была она! И это совсем верно! – вскричал он так громко, что даже Вержбин встрепенулся и сказал:
– У… у… у! Еще бы!!
На уроках батюшки никто усерднее Клейнбаума не подбирал последнего слова и никто так не попадался. Он считал долгом оканчивать и такие речи, которые не требовали окончания.
– Итак, мои друзья, – говорил, например, батюшка, – мы должны в эти минуты отрешаться от всего земного…
– Шара! – досказывал Клейнбаум.
По вечерам мы любили собираться в кружок и помечтать о том, что ожидало того или другого из нас в туманном будущем… Филя обещал быть механиком. Он наглядно подтверждал такую претензию, между прочим, своими серебряными часами. Механизм их, благодаря Филе, был уже упрощен настолько, что, во-первых, часы не шли, несмотря на то, что мы по очереди трясли их очень усердно, и во-вторых, можно было сколько душе угодно заводить их ключиком, причем слышалось только беспрерывное трещанье. Процедура эта в минуты досуга доставляла нам несказанное удовольствие.
После механика шло несколько докторов, несколько сельских хозяев, два-три архитектора, один сапожник и масса кавалеристов. Доходила очередь и до Клейнбаума.
– Ты чем будешь? – вопрошали его.
– Путешественником. Это совсем верно! – отвечал Клейнбаум.
Он находился под сильным влиянием рассказов Вержбина об антиподах и, может быть, потому в голове его сложился чрезвычайно оригинальный способ путешествия. Он не отправлялся, как другие путешественники, на север, на юг, на восток или на запад, – нет! Вооружась прочной лопатой и взяв в дорогу фунт пряников, до которых
