Знакомые полковые скитальцы горько убеждали себя, что «офицеры бывшими не бывают», но Пантелеев знал, что бывают. Знал! Кому нужно в далёкой Африке его офицерство! Всё кончено! «Кончено!» – кричал он сам себе от злости на прогулочной палубе парохода, куда выходил из прокуренной кают—компании, чтобы отдохнуть от надоевших разговоров однополчан. И как в ящике Пандоры, в его душе наполненной горестями и поражениями, на самом донышке томилась ещё надежда на нечаянную радость, которая вырастала в животе Елизаветы. Сына штабс-капитан хотел давно, но он и предположить не мог, что родиться ему предстоит уже не в России. Даст Бог, в Россию вернётся, если Бог на свете есть. Об этом думал штабс—капитан Пётр Пантелеев, глядя на любимую жену, спящую на вещевых узлах их нехитрого багажа.
А теперь он смотрел на Юджина, незаметно из пухлого шалопая превратившегося в высокого красавца. И этот красавец, надежда и опора отца в старости, просил разрешения о помолвке с цветными гриква! Цветными здесь называли потомков шальных связей белых поселенцев и черных рабов. Отец был обескуражен.
– Мария очень хорошая, – твёрдо говорил Юджин. – Она из хорошей семьи. Её отец – капитан.
– Знаю я этих капитанов, – кивал отец. – Они отродясь ни на чем, кроме утлых своих пирог по воде не ходили!
– При чём здесь пироги, пап, не путай…
– Знаю, что ни при чем, – срывался отец. Он злился, нервно курил, но понимал, что аргументов для сына у него нет. Вырос сын. Он смотрел на него молча и видел глаза Елизаветы. Господи, ну почему, почему, ты устроил всё так?! Юджин, Жека… радость моя, сколько же мы с тобой живём вместе, без матери? Я же знал каждую твою родинку! Мы делили с тобой каждую краюху хлеба. Я был уверен, что понимаю, каждый твой вздох. А теперь? Что с тобой? Почему?!
Досада накрыла его с головой. Хотя в глубине души он понимал, что, запретив помолвку с гриква, ничего взамен предложить он не сможет. Не такой судьбы он желал для сына. Но что поделаешь? Нет уже того Петербурга, который он хотел бы оставить ему в наследство. Нет уже той сказочной атмосферы, которая ждала его еще за несколько лет до рождения. Нет уже той России, которая уготована была детям. Так уж устроилась жизнь! Разве хотел сын, чтобы его тащили в Африку? Разве был ему предложен выбор?
– Что отец Арсений сказал? – угрюмо спросил он, сменив уже гнев на спокойный мужской тон.
– Не благословляет, – Юджин меньше всего хотел сейчас эмоций от отца.
– Ладно, поговорю с ним.
Пётр Пантелеев лихорадочно перебирал в голове порядок действий. Как там устроено у этих чёрных? К кому первому идти с вопросами, к капитану или шаману их местному?
Но первым к «шаману» пришёл Чака.
С тем, что буры захватили исконные земли ещё можно было смириться. Буры были своими, чёрных они не трогали. Но остальных белых Чака ненавидел. Гриквасы
