tu, Brute?13 – прохрипел Хренцов, оседая на мост, и свалился замертво…
В ту ночь стал я свидетелем тому, как гибнут лучшие умы моей отчизны, самые светлые души, самые яркие люди – безгранично талантливые в своём умении прятать собственную алчность и стремление к пресыщенности за словами добродетели. Гении, спрятавшие свою похоть и низменность за тоннами слов о процветании общества. Я счастлив был знаваться с такими представителями биологического вида «человек» – да только вот двойственность их лишь усиливала моё разочарование в этом самом биологическом виде; условия бесцельности жизни наглядно показали нам, что политика на самом деле не существует… Увы, но я не мог так же трагически погибнуть, став героем, как Хренцов или Назальный, – поскольку я, как и сама политика, уже очень давно перестал существовать. Для геройской гибели надо было состоять в рядах оппозиции, но моё разочарование в людях давно пристрелило внутреннего оппозиционера во мне: в конечном итоге все люди одинаковы в своём желании лишь лучше обустроить свою жизнь.
Я стал лишь робким волоском цинизма и потерянной навсегда веры в прогресс разума, сбритым стыдливой девушкой действительности с поверхности её подмышки.
ЭПИЛЯЦИЯ
Вика Аксиляркина была талантливой певицей, хоть и скромной девушкой. В тот вечер давала она концерт. На ней была иссиня-черная блуза, а в руке у неё – тяжёлый тёмно-зелёный микрофон. На голове у Аксиляркиной была собранная тремя шпильками в подобие вавилонской башни копна тёмных волос. Пела Вика одобренные специальной ученой комиссией песни про ежедневные малозаметные подвиги в обществе: про профессора, нашедшего старую тетрадь неизвестных письмен, про успешные опыты в области селекции овец сало-курдючной породы, про новые методы строительства, позволявшие сэкономить народные деньги. Изредка доводилось исполнять композиции про внезапно вспыхнувшую в светлых коридорах одного закрытого научно-исследовательского института любовь, которая, разумеется, поспособствовала новому блистательному открытию. Пела она за мир во всём мире и за партию во всей партии, а от песен её жить становилось лучше, жить становилось веселее.
После концерта, выслушав аплодисменты, переходящие в бурные овации, Вика Аксиляркина заторопилась в продовольственный магазин. Это ведь неправда – то, что говорят о многих популярных певицах: что они у гостиниц для интуристов ждут менял с целью прикупить ажурное бельё кружевное нижнее, что они после концертов едут на таксомоторе кутить в уютные ресторации в сопровождении зажиточных врачей-абортологов или каких-нибудь там словивших премию передовиков производства. Равно как и неправда то, что якшаются они с матросами-торганафтами интергалактического флота, надеясь раздобыть какую-нибудь бижутерию с Марса или косметику с Венеры… Певица Аксиляркина была точно не из таких. Жила она с мамой и котейкой; мужчин не знала; в связях, порочащих её, замечена не была.
Каждые пятнадцать концертов положен был талон на тортик.
И ты, Брут? (
