на месте, постоянно меняется – и они хотят соответствовать изменениям, – ну там, законы новые вводят, устаревшие убирают, о благе людей заботятся и все в таком духе.
– А как же Халлия? Ты столько о ней рассказывала. Я думал, ты ее поставишь в пример. Или там тоже… эти, как их?.. реформы проводят?
Нария мягко улыбнулась.
– Нет, Оренчик, Халлия интересна не тем. Там все неизменно с незапамятных времен и устроено по-другому.
– Да-да, я слышал: касты и все такое. Нам в школе рассказывали. Но там же рабство! А рабство – это варварство! – Орен решительно не понимал столь горячую привязанность сестры к тому месту. Он всегда с интересом слушал ее восторженные рассказы о Халлии и всегда недоумевал, почему они так различаются с тем, что ему рассказывали на уроках мироведения.
– О, мой милый братик, ты так многого еще не понимаешь… – Он ясно уловил печальную нотку, пробежавшую в голосе сестры, тоску в ее добрых глазах; он всегда распознавал это безошибочно точно.
Ему захотелось как-то приободрить Нарию, но слов не находилось.
– Но ты же поедешь туда… – И отчего-то ему самому стало грустно. – Значит, мы с тобой не будем видеться…
Нария тихо хихикнула. И этот легкий смешок показался Орену самым прелестным звуком, что может существовать в этом мире.
– Это будет только на третьем году обучения, – приглаживая непослушные волосы на голове брата, нежно утверждала она. – Да и то далеко не факт. Ты уже станешь большим, совсем взрослым. В академии магии учиться будешь. Возможно, даже свою лэрэсу или… или просто возлюбленную повстречаешь.
– Не надо мне никаких лэрэс! – смутившись, заупрямился Орен. – Я с тобой поеду! Будем там жить, всякие… древности разглядывать, и ни о каких этих крайностях и реформах не думать. Халлийский выучу! Честно-честно.
Нария рассмеялась искренне, звонко, обворожительно. «Так, наверное, не смеются даже самые прекрасные лэрэсы из детских сказок», – выражала улыбка на устах Орена.
Грубая, тонкая рука, впившаяся в волосы Нарии, бесцеремонно выхватила сестру из воображаемого мирка Орена.
За беседой они не заметили, как со спины к ним подкралась оголодавшая рысь, оголодавшая до слез дочери.
Нария, заключенная в мертвой хватке матери, резала сердце Орена вскриками.
Обескураженный Орен не раздумывая бросился их разнимать.
– Отпусти! Отцепись от нее! – кричал он, крепко схватив Даринию за руку и пытаясь отъединить от волос сестры. По возгласам мучений Нарии быстро понял, что причиняет ей еще большую боль. Сменил тактику – со всей силы пальцами сдавил материнскую кисть.
Наконец Дариния отпустила дочь и, оттолкнув Орена, немного попятилась. Смахнула оставшийся в руке клок светло-русых волос.
– За что, мама, за что?! – согнувшись, ладонями закрывая лицо, рыдала Нариния.
– Какая
