покрывает кожу. Густая, как басовая нота, почти за пределами слуха. Земляное масло. Тяжелая масть покидает тело и конденсируется на коже. Кровь земли. Исходит из рта, глаз, ушей, стекает на пол. Мышцы расслабляются. Покой. Почти не чувствую дыхание. Как будто всю жизнь носил в себе нарыв, набирающийся гноем. Абсцесс, заполнивший меня, натянувший кожу изнутри. Я его вскрыл.
Тишина. Как в первый миг по сотворению мира. Или смерти. Знаю, что делать – отдать чужое и вернуться за своим. Змея нашла хвост. «Все, что мы видим наяву, – смерть», – говорит даймоний. Я читал это. Знаю продолжение: «все, что по смерти, – жизнь». Голос даймония – мой голос. Договариваюсь об увольнении. Заканчиваю оставшиеся проекты. Прощаюсь с любимыми местами Берлина. Через месяц возвращаюсь в Россию.
Земля между Востоком и Западом. На Западе ресурс – время, сила в развитии. На Востоке ресурс – напластование перемен, где нет ничего неуместного и неурочного. Я плыву сквозь бесплодность, безвременность России. Здесь ворочаются сны, стоят у власти неосуществленные и несуществующие идеи. Галлюцинации и симулякры. Химеры воображения, дым, страх. Ресурс – растворение. Царская вода рушится с неба. Лиса загрызла петуха, тащит его в зубах. Второй петух вонзает когти в лисью спину, бьет клювом над атлантом. Течет красное золото. Россия – универсальный растворитель. Разлагает, уничтожает формы, сохраняя крупицу золота в том, в ком она есть. Алкагест не смешивается с растворяемым. Нельзя стать русским, как нельзя стать глаголом. Жить в России значит растворяться, чтобы прорасти где-то. Не Аид, не Тартар, а предельная близость гиле – вот что такое Россия. Отпустить мертвую хватку, разжать пальцы, расщемить впившиеся в землю зубы, стать текучим, растаять. Грязь смывается водой. То, что возрождается, видит нагую Артемиду. Не надо бояться – псы не тронут. Насторожились, но ярые глаза цвета шафрана теплеют, кровавые языки выпадают между смертельнобелых клыков. Улыбка богини дарует жизнь после воскресения.
Паломничество. Сплетение дорог, теряющихся в беспутье. Брожу, ферментируюсь. Ищу. За Питером вижу то, что ожидал. Небо постоянно меняется и кажется ахроматическим, даже когда чисто-голубое. Холодное. Сосны, вывинчивающиеся из песка, сосредоточенные, тянущиеся без памяти в небосвод. Ежедневно. Постоянно. Упрямо. Незримая работа, устремленная в высоту. Ветер, помнящий море. Из тесной земли вырываются, обретают свободу граниты. Мир напоен равнодушной магией, соглашающейся с силой, если она есть. Мой последний дом.
Встаю с Солнцем, завтракаю, беру походный набор, обед – хлеб, чай – ищу место, сажусь. С темнотой возвращаюсь. Заставляю себя не торопиться. Размешиваю тягучее время, сгущаю внимание. Поле активности. Здесь нет людей. Старые знакомые, друзья, родственники незаметно отделились. Пока есть силы, буду выходить и набрасывать. Когда не смогу, буду писать, глядя из окна. Мой дом последний. Вид из окна –
