Но клуб тает. Вижу лес. Пригибаю сосновую лапу, прижимаюсь носом к вееру иголок. Вдыхаю смолистый воздух. За деревьями тропинка. Ветка вырывается из руки, обжигает кожу. Вечер. Пологие лучи бьют в глаза. Зажмуриваюсь. Перед глазами распухают яркие пятна, будто Солнце взорвалось в голове. В темноте раскидана оболочка звезды, унося в пространство раскаленный газ. Ядро сжимается, образуя тьму темнее тьмы. Черноту чернее самой черноты. Коллапс.
Открываю глаза. Лежу принятый, в функциональной кровати. Больница Сальпетриер. Туше. Пронизывающий шепот. «Так не должно быть. Уходи». – Говорит даймоний. У него мой голос. Может быть, я сплю? Покинуть больницу, согласно сонникам, – хороший знак. Избавление от врагов и болезней. Я отказываюсь от обследования, и мы возвращаемся в Берлин.
Меньше езжу. Тяжелая усталость сковывает течение жизни. Реже выхожу из дома. Жена берет детей и путешествует без меня. Однажды не возвращается. Они остаются в Париже. Там веселый и жизнерадостный француз. Полнокровный. Жизнелюбивый. Господин Броссар. У меня появляется время. Бесконечное, прилипающее к рукам. Непробудный сон. Жизнь превращается в инстинктивные движения плода в материнской утробе. Работа. Дом. Телевизор. Беру бумагу и провожу линию. Грифель карандаша шуршит, оставляет на листе чешуйки цвета воронова крыла. Я рисую город. Дома. Люди. Автомобили. Ветер тянет по асфальту черную поземку. Грузное небо провисло над городом, навалилось закисшим животом на крыши и шпили. Согнувшиеся, оседланные мыслями, заботами, собой, горожане тянутся по непреложным делам. Следующий лист бумаги. Город. Дома. Люди. Я пытаюсь сложить головоломку. Найти ответ. Я сплю? Сновидения наслаиваются уровнями: я дремлю за мольбертом; я покрываю каменеющими городами бумагу; я застывшими пальцами ощупываю острые края льдинок; я ветер, обращающий душу в ничто.
Сумерки. Свет настольной лампы. Стопа изрисованной бумаги не выдерживает собственного веса и рассыпается по полу. Чистый лист на столе. Тот же город, ставший для меня ловушкой. Рука ведет карандаш, и асфальт вздувается холодным абсцессом. Покров дорог трескается, прорывается, и из него стержнем вырывается побег. Разворачивает теплые листья. Следующий рисунок. Меньше автомобилей. Теплее. Город размокает. Идет дождь. По трещинам на улицах прорастает трава. Люди разгибаются, небо светлеет. Еще один рисунок. Поросший мхом бетонный столб переламывается. В окнах темно. Корни дробят асфальт и кирпич. Улица зарастает густой травой, через которую протекает ручей. Последние жители покидают город. Они идут мимо оседающих домов. Останавливаются. Оборачиваются и смотрят на меня. Мужчина поднимает руку в прощании. Больше людей на моих рисунках нет.
Трава, кусты, деревья, лианы – город погружается в них. Небо поднимается. Стираю место с рисунков. Остается лес. Медиумическими движениями карандаша нахожу его очертания. Широкие сосны. Песня птицы. Убегающая вглубь тропинка.
