была выкрашена в красный, как у мяса, а левая – синяя. На шее у нее висел замызганный шарф любимой команды. Футбольная фанатка, должно быть, потому и голос такой грубый.
– Пятый кабинет! – опять неистово проревела она, эффектно напугав вошедших, поскольку медсестра сидела у самой двери лицом к противоположной стене, словно цепной пес. От этого рева Икол и Лаувейя пулей влетели в нужный кабинет.
Небольшой, но довольно приличный даже для частной клиники. Стол был так захламлен книгами и бумагами, что невозможно было увидеть, сидящего за ним человека. Правда, его присутствие выдавали охи и ахи, вылетающие из ноутбука, и поклацывание клавиш.
– А что? Уже? – хлопнула крышка ноутбука, и матрица треснула. – Ну вот, из-за вас ноут угробил.
Из прорехи между стопками выглянул нос. Потом крысиные глаза. Взгляд из был хитрым и хищным.
– Ну, садитесь, раз пришли, – спокойно произнес голос.
Икол и Лаувейя сели напротив стола.
– Сын, подожди в коридоре, – произнесла дрожащим от волнения голосом Лаувейя.
– Да, да. Пусть обождет я потом позову – снова раздался голос, но уже с циничной ноткой, и недобро блеснули крысиные глаза. – Ну а для меня нет ничего нового, что я грудь не видел?
Лауфейсон оглянулся на мать. Она кивнула ему в ответ. Осталось только подчиниться требованию. Икол закрыл за собой дверь и плотно прижался спиной к стене – так плотно, словно ему хотелось вдавиться в нее. Он не знал, чего точно хочет: услышать, о чем говорит врач, или лишиться навсегда слуха и зрения, чтобы никогда не знать этого.
Неожиданно у него в голове пронеслась мысль: достало все.
И образование, и проблемы с работами, и нищета, и презрение людишек.
А главное: достала она своими принципами.
На них далеко не уедешь.
И теперь Икол понимал, что сегодняшний визит к врачу – не более чем долг, который его тоже тяготил.
Лауфейсон понял: сейчас ему нужен окончательный ответ врача. Даже если он прозвучит как приговор – тем лучше.
– Заходите!
Из кабинета высунулась лохматая голова – такая лохматая, что лица невозможно было рассмотреть. Лауфейсон вернулся в кабинет. Лаувейя уже сидела на месте и неловко поправляла кардиган. Врач скрылся за письменным столом.
– Ну что, лечиться будем? – хрипло прокаркал он.
– От чего? – спросил Икол.
– Вы же на меня выходили через знакомых, а теперь еще спрашиваете, – недовольно проворчали из-за бумаг. – Как там вас по имени?
– Лауфейсон – выдавил из себя Икол. – Ну так что там с матерью?
– То, что и предполагалось, раз меня искали. Мне говорить? – вопрос уже был адресован Лаувейе.
– Я же сказала, что не расскажу, – жестко ответила она.
– Я же онколог, – донеслось из-за бумаг. – Профи. И меня просто
