И я расспрошу Нину обо всём, когда вернусь. А в эти дни я пообещал себе не беспокоиться вовсе.
– Я понимаю как это звучит, – сказал Гунун, и протянул руку. – Давай, я возьму сумку. Ты проделал свои полпути.
Я повиновался и отдал ему свой чёрный Diesel, не испытывая ни малейшей неловкости. В любой другой ситуации я бы ни за что не позволил нести мою сумку в общем совершенно незнакомому человеку.
– Я понимаю как это звучит, – повторил он. – Но мы с Ниной не любовники. Мы действительно никогда не встречались.
Моим первым, почти бессознательным порывом было сказать ему, что оправдываться не нужно, что я его ни в чём не подозреваю, но тут же решил, что именно эти слова выдадут мои подозрения. Которые удивительным образом тут же улетучились.
Пнув лапой какую-то шишку, Луми чихнула, словно одобрив наш односторонний диалог.
Получив письмо, я, как обычно бывает в таких случаях, слегка замешкался. Во мне боролись несколько чувств сразу. Я должен был осознать то, что осознать всегда очень трудно. Я должен был понять – почему это произошло, и почему это происходит. Я должен был решить – что с этим делать.
Сама смерть Луми выглядела фантастикой, даже не смотря на мою стойкую и давнюю привычку к смерти. А то, что Гунун мог убить свою собаку… – я стоял и рассеяно мотал головой из стороны в сторону, пока, наконец, не набрал полные лёгкие воздуха. Вместе с выдохом замешательство ушло и я направился в ванную, чтобы привести себя в порядок и немедленно отправиться к Гунуну.
В пути я пытался вспомнить каждую минуту своего прошлого, такого внезапного приезда, и особенно всё, что было связано с Луми. От первой лапы до прощальной слезы. Будто она знала, что мы больше никогда не увидимся.
Говорят, что собаки – как дети: всё понимают, только сказать не могут. Луми могла сказать. Впервые я понял это, когда мы только вошли в дом Гунуна. Он предложил немедленно выпить чаю – с дороги, и поставил мою сумку на лавку, выглядевшую как специально оборудованное временное пристанище для сумок.
– Луми проводит тебя на кухню, а я пока сорву несколько листочков нужной для чая травы, – сказал Гунун, и собрался было выйти через другую дверь, как Луми намекающе притяфкнула.
Я совершенно чётко услышал в этом звуке нормальную человеческую речь. Глядя прямо мне в глаза, при этом без всякого вызова, она притяфкнула снова. Но если в первый раз это звучало как неторопливое «Ну?», теперь это был откровенный вопрос: «Чего ты ждёшь?»
– Тебе не послышалось, – сказал Гунун, и я отметил что в его словах не было ни капли обычного для владельцев умных собак хвастовства.
«Но это же невозможно», – подумал я.
– Всё возможно, – сказал Гунун. – Всё возможно и всё бывает. Доставай свой пирог.
И вышел.
– Мне не стоит её бояться? – попытался я крикнуть вдогонку.
– Нет, – Гунун выглянул
