все светлым и жарким майским днем, перед самым завершением учебы.
Весна бушевала, обрушивала с небес полную чашу жизни.
Стояла отличная погода, кругом все зеленело, за заборами готовилась к цветению сирень, которой был богат наш большой, но еще полудеревянный, уютный город. Повсюду порхали ожившие бабочки крапивницы; да и сама земля, высохшая и прогретая солнцем, источала аромат радости, предчувствия неопределенного счастья.
Мы с Костей возвращались из школы: нам было по пути все три квартала до моего дома, он шел чуть дальше – и весна так разленила, что мы оба еле волочили ноги.
–…Смотри!!!
Оборвав на полуслове безобидный разговор о нехороших предметах, которые появятся в восьмом классе, Костя дернул меня за рукав.
– Смотри, как трусы врезаются ей в ягодицы!!!
– Какие… трусы? – я понял не сразу. – Кому? в какие ягодицы?..
Много позже, повзрослев и все познав, я понял, что по неимоверной чувственности натуры мой новый друг был в сто – нет, в тысячу раз более страстным, нежели я.
Ведь я самостоятельно выбрал математику – точную науку, лишенную эмоций – а он решил двинуться по пути художника, что в начале благополучных семидесятых не казалось из ряда вон выходящим. Мои опыты со своим телом, стремление познать предназначение парных частей и все прочее, о чем стыдно вспоминать, являлись только периодом, характеризующим переход из мальчишества в отрочество: неким временным пиком интереса, который затем сошел на нет.
А Костя, едва ощутив первое томление, отдался сексуальному до такой степени, что уже не мог отвлекаться ни на что другое. Его мысли были продиктованы чувственностью; глядя на мир он неосознанно подмечал все, связанное с интимной сферой. Он не говорил о том непрерывно лишь потому, что до сих пор не имел достойного собеседника.
–…Да вон, женщина перед нами идет! В синей юбке!
Костя так и сказал «женщина» – а я, подняв глаза, увидел, что впереди на высоченных каблуках шагает тетка.
Для меня, не утонченного до нужного предела, все представительницы противоположного пола делились на девчонок – то есть ровесниц плюс-минус год – и «теток».
Возраст последних колебался от семнадцати до девяноста.
Тетка шла, и юбка обвивалась между ее длинных ног.
– Да она же старая совсем, чего ты на нее смотришь, – отмахнулся я, ненужно подумав о Тане, которая пришла в школу без колготок и пахло от нее иначе, чем обычно.
«Старой» тетке, по теперешним воспоминаниям, было лет двадцать.
– Ну и что? – с философским спокойствием возразил Костя. – Какая разница. Все равно у нее есть всё, что нужно.
– Что всё и где «где»? – уточнил я.
– Где у всех – между ног, «где», – снисходительно пояснил он. – Потом объясню… Ты смотри лучше, а то она сейчас свернет куда-нибудь.
Я присмотрелся и понял, что привлекло
