почти неразрешимую проблему.
Меня, конечно, могут заклеймить, но сейчас я твердо уверен: если бы мой друг в восьмом классе нашел женщину для телесной любви, его жизнь пошла бы куда счастливее.
Говоря о Косте в публичном доме, я отнюдь не претендую на универсальную истину в последней инстанции.
У всех подростков разные уровни либидо. Кому-то во что бы то ни стало требуется насыщение своего тела, а кто-то прекрасно обходится и без него.
Институт старых девственников столь же реален, как институт старых дев, все зависит от темперамента.
Лучший пример тому дают мои сыновья, близнецы Петр и Павел, полностью идентичные между собой.
Они настолько одинаковы, что мы с женой привыкли видеть в них только сходство, уже забыто, который из братьев старше на несколько минут, а красных шерстинок – как Исаву и Иакову – им не навязали.
Но в то же время я не знаю двух молодых людей, более различных во всем.
Начиная с того, что они пренебрегли преимущественным правом близнецов и выучились в разных институтах – Петр в авиационном, а Павел в медицинском – кончая сферой чувственности.
Павел явился своего рода аналогом меня; он жил удовольствиями тела и женился раньше, чем следовало. И даже специализировался по гинекологии, что тоже о многом говорит.
А Петру девушки не нужны. Не потому, что ему нужны мальчики – ему не нужен никто вообще; он, кажется, до сих пор девственен, как Иммануил Кант. Петьке не нужно ничего, кроме компьютера, около которого он проводит сутки напролет: днем на работе, дома по ночами – распыляя свое либидо на понятные лишь ему строчки программных команд.
Все люди разные.
Но Костя родился таким, что ему жизненно необходимостью было женское тело.
В познании мира он меня опередил, наши отношения уже не могли продолжаться на прежнем уровне.
9
А дальше получилось так, что наша дружба прекратилась из-за внешних обстоятельств.
Тратить бесценное время жизни на учебу с массой никому не нужных предметов – историй без истории и географий за «железным занавесом» – в нашей микрорайонной школе Костя не хотел. О какой-то хорошей, специализированной, в его случае речи не шло и он решил поступать в училище искусств – пристанище истинных художников.
Там существовал какой-то подготовительный то ли класс, то ли курс, и Костя перешел в училище, не дожидаясь конца первой четверти восьмого класса.
После этого мы виделись с ним всего раза три, и то случайно.
Правда, в богемном окружении Костя как-то оттаял и снова слегка расцвел, нашим встречам был почти рад.
Но все равно я чувствовал, что – говоря языком физики, который тогда на какой-то момент казался мне интересным – сам еще лечу на первой космической скорости, остаюсь на земной орбите при прежних интересах. А Костя уже развил вторую и устремился от Земли к другой планете:
