подчистую выгребали урожай, а новый сеять было некому; впроголодь жило духовенство, служа в пустых храмах. Стонала Россия, но царь был неумолим.
На кону стояло его собственное благополучие и жизнь. Он понимал, что сии жертвы могут быть оправданы токмо будущей победой и лез из кожи вон. Потешные полки стояли на страже государевой воли. Стоило кому-нибудь брякнуть охальное слово против царя или начальных людей, как жалобщика тащили в застенок. Варианта там было два: или батоги или виселица. И все же побеги не прекращались; мужики уходили в разбойники, грабили обозы, убивали сопровождающих. Россия сопротивлялась, как могла.
Железная воля царя, подкрепляемая виселицами, преодолевала, однако, все преграды. Бояре шушукались: «Алексею Михайловичу десятую долю той настойчивости, что у Петра Алексеевича, и флот давно бы плавал по морю. В год по кораблю такому, как недостроенный в Дединове «Орел» и не надо было бы сих нечеловеческих усилий и жертв, что сейчас творятся. Надолго ли хватит царя, и надолго ли хватит России терпеть его?»
На полгода, по крайней мере, хватило. К весне два больших корабля, двадцать три галеры и четыре брандера качались на волнах Дона. Не проходило и дня, чтобы Петр не сгребал в свой кулачище одежонку на командирах и грозился вешать за малейшее упущение. И не только грозился. Виселицы никогда не пустовали.
Армия училась побеждать. Новобранцев водили под пули и ядра, дабы они не бросались в библейском страхе перед геенной огненной. Отрабатывались приемы рукопашного бою, учились приставлять лестницы и карабкаться по ним, помогая друг другу, защищаться от камней и смолы. По всей дороге от Москвы до Азова поставили в лагерях запасы продовольствия, воды, сена, командирам полков выдали приблизительные карты походу. Все галеры и суда надежно проверяли на течь. Петр лично проверял чуть ли не каждый метр парусины.
И все, же несмотря на колоссальную подготовку, тревога за будущий поход постоянно грызла царя. Потому он согласился с осторожными доводами Голицына поощрить бояр за выделенные деньги, а также заткнуть тем самым рот им в случае неудачи. Главнокомандующим назначили боярина Шеина Александра Семеновича, присвоили ему по сему поводу пышное, хвастливое звание генералиссимуса – генерала над генералами, хотя все понимали, что руководить всем по-прежнему будет сам царь, а Шеину отводится роль мальчика для битья в случае поражения. Но все равно Шеину были развязаны руки в командовании сухопутными войсками. И он этим блестяще воспользовался.
Вспомогательному соединению Шереметева, как и в первом походе, активно помогал верный союзник гетман Мазепа во главе 30 тысяч реестровых казаков. Надобно быть воистину великим человеком, чтобы впоследствии отвернуть от себя дружбу и помощь такого умного, сильного, влиятельного среди украинскоо населения союзника, каким был Иван Мазепа. Говорят, царь позволял себе насмехаться над ним со своей «соборной» кампанией; на одном из пиров в честь взятия Азова
