словно возвращение домой было для неё неприятной повинностью.
Поцеловав Валерьяна, она поднялась по заледенелым ступенькам в салон, помахала ему сквозь морозно разузоренное окно рукой. Автобус немедленно тронулся, будто бы и остановившись здесь лишь затем, чтобы подхватить её и умчать в густеющий снегопад.
Дома Валерьяна встретили обеспокоенные родители.
– Ты как? – воскликнула в прихожей Валентина. – Всё с тобой хорошо?
Валерьян устало повесил на крюк вешалки шапку, протёр пальцем уголки осоловелых, слипающихся глаз.
– Хорошо… Отметили весело. А вы?
Валентина, однако, заговорила о другом:
– Среди ночи женщина какая-то нам по телефону позвонила. Представилась матерью некой Инны Чупраковой. С тобой поговорить хотела. Прямо настаивала.
В словах матери зазвучал вызов, усиленный и тревогой от странного ночного звонка и накопившимся раздражением от скрытности сына.
Валерьян, сидя на обувном ящике, расшнуровывал ботинки. Огорошенный известием, он ещё несколько секунд продолжал машинально возиться со шнурками, затем замер, соображая, приподнял голову.
– Меня?
От новости и впрямь повеяло недобрым.
– Тебя. Что-то случилось там у неё… нехорошее. Она прямо в трубку рыдала.
– Рыдала? – растеряно переспросил Валерьян. – А…из-за чего?
– Я думала, ты нам это объяснишь.
Отец был более спокоен, потому пояснил:
– Дочь она свою искала. Была уверена, что та с тобой… отмечает.
– Мы у Витьки Медведева собирались. Я ж предупреждал, – забормотал он, соображая, что же могло в эту ночь стрястись. – Много кто там был, не я один…
Телефона в квартире Инны не было. Значит, мать её звонила не из дома. От соседей? Из больницы, где несла дежурство?
– И эта… Инна Чупракова… она тоже была с вами? – требовательно спросил отец.
Валерьян, не желая больше темнить, ответил кратко:
– Да.
Павел Федосеевич, вырвав-таки из сына признание, продолжил мягче:
– Её мать позвонила в начале четвёртого, мы спать только-только легли. Когда мы сказали, что ты не дома, она стала спрашивать, где тебя найти, как связаться. Она была абсолютно уверенна, что её дочь с тобой.
– Всё молчал, таился от нас, негодник. А теперь что вышло? – укорила Валентина опять и прибавила с недовольством. – Что всё это значит?
Валерьян продолжал сидеть на обувном ящике, стащив с ноги один ботинок, но не успев стащить другой. Пустой обледенелый автобус, глубинная, непроходящая грусть в голосе, в словах Инны, вглядывающийся в окна её квартиры пьяница вспомнились с резкой, болезненной яркостью.
“Приключилось чего-то. У неё дома”, – не предположил даже, а уверовал Валерьян.
Он принялся решительно надевать снятый было ботинок.
– Ты чего? Куда ты? –
