есть какая-то надежда – верно? Приоткрыв шторку, она жадно смотрела ему в спину, умоляя глазами «вернись, приходи завтра, а лучше сейчас, у нас так мало времени!» С разложением трудно спорить, она уже наполовину прах, один только этот пергаментом хрустящий голос чего стоит… Это все ненадолго, ненадолго! Природа дышит ей в спину, сидит на плечах и вопрошает – «а ты почему до сих пор на ногах? Ну, погоди, я до тебя доберусь, что там тебе осталось – пару недель, и то если протянешь?»
– Да и хотя бы… – кинула на стол она свои надоевшие перчатки, и скривившись в отвращении, посмотрела на грубо склеенные почерневшие раны запястий. «Завтра же попрошу его остаться, для какого черта я из себя порядочную деву корчу, зачем мне теперь это ваше идиотское воспитание?» – разозлилась она, и резко распахнув створки шкафа, выхватила фото родителей в рамке, швырнула об пол с сатанинской силой. «Это все из-за вас, из-за этих ваших моралей – любовь одна, траляля, верность, честность! Лучше бы я шлюхой была, которую какой-то чужой девкой не проймешь – ну ушел, так катись на все четыре стороны, я б не рыдала, и уж точно за разбитые стаканы хвататься бы не стала!» – молча кричала она и прыгала коваными каблуками изящных ботинок по битому стеклу, растирая его в пыль на суровых лицах отца и матери…
А он брел, шатаясь, как под хмельком, глядя себе под ноги на темную ленту асфальта, и смущенно кутал в свой пресловутый шарф чарущие мысли о ней, будто если их не беречь, даже мысли растаят, рассыпятся прахом… Как чудно, нежданно-негаданно, встретить такую женщину! Ему в жизни не везло никогда, даже десять рублей не находил на улице, что уж о женщинах говорить… При них он жутко робел, стеснялся до дрожи, а уж если те ему нравились – то лучше сразу бежать, прежде, чем опозоришься беспопоротно! В то, что он непременно, строго обязательно сядет в лужу, стоит ему только рот открыть, он был убежден так сильно, что даже не пытался «привет» никому из девушек сказать. Так зря и промечтал о воспитанной и милой жене, двух детишках, рыжей собаке… не вышло, опоздал, не успел. И есть в этой встрече какая-то вселенская справедливость! Наверняка же, для того он и задержался, после…
Он не был религиозен, да как-то и некрасиво было бы верить в бога ему, университетскому преподавателю высшей математики, но кто, если не бог, проявился так явно, так безоговорочно в том, что он вообще еще Здесь, а не Там? Он вообще не ожидал никакого там, и как же странно, но как же волшебно, чтоли, не просто быть Здесь, а даже и встретить симпатию… женщины… к нему? Это даже большее чудо, чем его небывалое, недоказуемое бытие… Маша, Машенька, не снитесь ли вы мне?..
Он робко перебирал жемчужные бусины своих чувств, едва касаясь, страшась их ледяной безысходности. Но вдруг, это еще не все, и завтра он, на самом деле, снова придет к ней? Такой хрупкой и хриплой, с ее темными беспокойными глазами, и порченными запястьями, такой… нежной и грустной, такой своей.
– Ведь у нас – и то надежда есть, – тихо сказал он, и потер шею под шарфом. – Уж больно
