даже не поминала, и ходить в них ему тоже не доводилось, видел только на фотографиях тридцатых годов, где были сняты отец и его друзья, но для убедительности, чтобы аргументы в защиту «дудочек» были весомей, на язык выскочили эти самые клёши.
– О, точно, – с жаром подтверждал Вика, – как в юбке. Что я, девчонка, чтобы в юбке? Между прочим, – он даже остановился – так его поразила мысль, пришедшая ему в голову, – да узкие брюки для того же государства как были бы выгодны! Это сколько материала можно сэкономить, если б все узкие брюки носили? На широкие же, может, вдвое больше материала идет. Или даже втрое!
Втрое – это, пожалуй, было слишком, но сама Викина мысль Лёнчику понравилась.
– Да, – тоже с жаром подхватил он, – чепуха, кажется, а какая бы помощь государству была! Семилетний план надо же выполнять досрочно? Если пятилетку в четыре года, то семилетку, наверно, в пять с половиной, да? А копейка рубль бережет, известное дело. Тут копейка, там копейка – вот тебе экономия и накапала, и заявленные показатели достигнуты раньше времени!
– Отстали люди, что говорить, – поддакнул Вика. – Остались там… в культе личности. Ничего в современной жизни не понимают.
– Не понимают – и вставляют ей палки в колеса, – развил его вывод Лёнчик.
Невероятное удовольствие было говорить об этой взрослой – большой, настоящей – жизни, которая еще недавно была непонятна, далека, как горизонт, и вдруг приблизилась, и все в ней сделалось ясным, понятным. В комсомол год назад стали принимать не с четырнадцати, а с пятнадцати лет, до которых ему оставалось еще полгода, но Лёнчик уже весь седьмой класс читал вместо «Пионерской» «Комсомольскую правду» и был полностью в курсе событий, что происходили в стране. В начале года, вскоре после зимних каникул, в Москве прошел двадцать первый съезд партии, на нем вместо обычного пятилетнего плана приняли план сразу на семь лет, выполнив его, страна должна была необычайно рвануть вперед.
– Я, знаешь, осенью тоже пойду в школу в дудочках, – сказал Вика. – Фига ли бояться!
Они встретились около кинотеатра «Знамя» рядом с Викиным домом-пилой, купили билеты на американский фильм под названием «Рапсодия» и в ожидании сеанса, взяв у мороженщицы по стаканчику каменного сливочного мороженого за рубль десять, слонялись по фойе Зеленого зала. Лёнчик пришел в тех самых своих самолично зауженных брюках от костюма, Вика тоже надел дудочки, они ловили на себе завистливые взгляды других ребят, и эти взгляды вызывали в душе горделивое довольство собой.
– А Саса-Маса, знаешь, меня осудил – поделился с Викой своим огорчением Лёнчик. – Будто я неприятности ищу себе на голову.
– А ну его, дурак он, твой Саса-Маса, – с неожиданной страстью отозвался Вика.
– Почему это вдруг? – Лёнчику стало обидно за школьного друга.
– А потому, – отрезал Вика – будто не желал больше добавлять ни слова. Но тут же и добавил: – Полный дурак! Жанка ему говорит: давай с тобой ходить, а он говорит,
