бояре? Али языки проглотили?
– Слово боимся молвить, царь-батюшка, – подал голос боярин Семен.
– Чего так?
– Дык, невесть чем слово-то оброненное обернуться могёт.
– Истину глаголешь, Потапыч. А посему слушайте, чего я измыслил, коли у вас своих мыслей, словно в отхожем месте карасей.
– Ох, чует мое сердце… – помял ладонью грудь слева боярин Трофим.
– Цыц, борода! – пристукнул посохом царь Антип. – Значится, порешил я следующее: стар я ужо, власть надобно кому передать, да меж сыновей выбрать духу не хватает.
– Как же так, царь-батюшка? – всполошились бояре. – Да на кого же ты нас…
– Совсем умом тронулись али как? Я о приемнике им толкую, а они ужо хоронить меня вздумали.
Смутились бояре – радость-то преждевременной оказалась. Сидят, бороды жуют.
Филимон между тем очухался, глаз один приоткрыл, прислушивается, о чем царь речь ведет.
– Так вот, – продолжал царь Антип, – есть у меня три сына: Данила, Козьма да Иван…
– Ведаем про то, надежа-государь, – важно кивнул Семен, который Потапыч.
– Ну и слава богу, – похвалил его царь Антип. – Хоть чегой-то вы ведаете. Но я продолжу мысль свою: Данила – тот разбитной ухарь, вечно его не сыщешь, все по полям да по лугам за зверьем гоняется; Козьма день денской жрет да пьет, не просыхая, бока на часах отлеживает; Иван – энтот и вовсе малахольный какой-то.
– Дурак, – подсказал Филимон, открыв и второй глаз.
– Но-но! – погрозил ему посохом царь Антип.
– Так ты ж, царь-батюшка, сам изволил его так окрестить, – подивился боярин.
– То мое дело, чего я изволил, а ты язык прикуси.
– Так ведь…
– Цыц! Иди вон, бочками своими занимайся, худые они у тебя.
– Неправда то! – в сердцах воскликнул оскорбленный боярин Филимон, вскакивая со скамьи.
– А коли неправда, так посажу тебя в нее да пущу в море-океян, авось не утопнешь, коли не худые. Чего молчишь, энтот, как его… Диоген хренов? – блеснул своими историческими познания царь Антип.
Филимон заткнулся, вновь зажмурившись, так страшно было лицо царя-батюшки, нащупал под собой скамейку и опустился на нее, не чуя под собой ног.
– То-то же! Так вот, Иван телом хоть и силен вышел, да умом слаб.
– Так я ж и говорю: дурак, – обрадовался боярин Филимон и тут же получил локтем в бок от соседа своего, Семен Потапыча. Заткнулся.
– Не дурак он, а дите еще малое, неразумное, – горько покачал головой царь Антип. – Всего-то двадцать пять годков минуло. Поспешен, строптив, скор в суждениях да шибко несдержан.
– Это да, – качнул головой боярин Семен. – Это есть.
– Думайте, бояре, мыслите, как быть-поступить?
Задумались бояре, избороздили чела свои морщинами. Сидят, покачиваются, пол взглядами трут. Царь-батюшка глядит на них, сапогами нетерпеливо
