и задумался. Возможность продвижения по службе приятно взволновала, и спасительный сон не приходил на помощь. Я понимал, что разговор, невольно подслушанный Безрукавым, ни к чему не обязывал и мог остаться только разговором. Ведь после Слепнёва есть ещё две инстанции: комкор и командарм41. В каждой из них могут быть свои планы, затем существует ещё и «закон подлости».
Однако, несмотря на эти трезвые суждения, надежда теплилась в душе: а вдруг? Ведь я уже командовал дивизионом, за моими плечами академия, «поплавок». Если дела пойдут хорошо, можно рассчитывать и на присвоение звания подполковника… А как же быть с Лени? Так вот сразу и оборвать?..
Замечание Безрукавого об американской разведке наводило на размышления. Я и сам знал об этом, но стать теперь конкретным объектом, которым интересуются? Знакомство с Лени усиливало опасность – ведь наши встречи выводили меня из-под прикрытия казарм.
«Ладно, – наконец решил я, – как-нибудь уладится. Недаром говорят: всё, что ни делается, делается к лучшему. Приживём – увидим. Как говорится, утро вечера мудренее».
С этой успокоительной мыслью я решительно перевернулся на правый бок. Спать пора.
***
Вчера мне не удалось встретиться с Лени. С утра до обеда был занят в дивизионе. Дело в том, что Волкова эти дни почти не было видно. Появится утром на разводе, примет рапорт и куда-то исчезнет. А вчера не появился и на разводе. Поэтому мне пришлось чередовать винтовочный полигон со стрельбищем, в то время как Безрукавый взял под свой контроль занятия, проводимые в военном городке, и, конечно, специальную подготовку разведчиков, вычислителей и связистов.
Сегодня после обеда просмотрел полученную почту. Есть письмо от мамы. Переписка с родителями для меня дело святое. Это ещё с войны, когда мама писала мне: «Пойми, как я беспокоюсь. Получив твоё письмо, сразу же смотрю на дату – значит, в тот день ты был жив. Если тебе писать нет времени, пиши только одно слово: „Жив“. Этого для меня достаточно». Я взял за правило писать домой не реже, чем раз в неделю, пишу и теперь, хотя война и закончилась. Пишу по очереди: одно письмо маме, другое отцу, и так далее. Они мне отвечают так же. Маму, конечно, волнует моё холостое положение. Она, как мне кажется, боится, чтобы в этом я не допустил опрометчивости и поспешности. Вот и в этом письме после жалоб, что ещё далеко до моего отпуска, и советов беречь своё здоровье, она пишет:
«В дом свой супругу введи, как в возраст придёшь подходящий,
До тридцати не спеши, но и за тридцать долго не медли.
Лет тридцати ожениться – вот самое лучшее время.
Года четыре пусть зреет невеста, женись на пятом.
Девушку в жёны бери: ей легче внушить благонравье.
Взять постарайся из тех, кто с тобою живёт по соседству.
Всё обгляди хорошо, чтобы не на смех соседям жениться.
Лучше хорошей жены ничего не бывает на свете,
Но ничего не бывает ужасней жены нехорошей.
Жадной сластёны. Такая и самого сильного мужа
Высушит
Командующий армией.
