И его родители переживали очень, чтобы я ни одного выходного не пропускала, а у них сидела и слушала певицу Сандру вместе с Поповым. Попов даже нафантазировал, что мой голос похож на голос Сандры.
Из писем того мальчика, Попова, я узнала, каково это, когда человек для тебя мечта. Я хочу стать такой же мечтой для Жени. В другом нет смысла. Вокруг итак много полу-друзей и воображаемых женихов, тасуют их, как шарики в передаче «Спортлото».
Страницы не пронумерованы, и мы должны будем переворачивать их по смыслу, импровизируя на ходу. Как всё же странно праздновать новый год в конце января. Вдох, выдох и скоро на сцену.
Из-за угла по лестнице выходит Маша Габдулдинова. На ней опять кофточка из черного шифона, через которую ее развитый бюст в лифе не просто угадывается, а виден до мелочей. В распущенные черные волосы вплетена какая-то елочная мишура в преддверии новогодних торжеств, брюки сдавливают Машу везде. Но и без деталей такие девушки представляют собой непонятный мне мир. Маша давно наслаждается оценивающими взглядами тех, которые постарше нас лет на шесть, в глазах с поволокой сквозит холодца безразличия к любым занятиям, которые составляют канву нашей дружбы с Ксюшей. И сейчас она смотрит на стопку исписанных нами листов как на детские каракули.
Пропасть между её и нашим с Ксю физическим развитием относит Габдулдинову к области какой-то странной игры природы, которая еще долго будет для нас непостижима, а потом заставит распрощаться с играми, записями песен на диктофон, посвящениями в «рыцарихи», присвоением наших имен каждой поселковой кочке и луже. Скоро исчезнет, уплывет в туман мое Синегорье.
–Здравствуйтсе, – протягивает Маша.
Ее виляющая походка,чего-то ищущее лицо и что-то знающие глаза вызывают у меня любопытство. А ведь она на год младше меня. Она в шестом классе.
–Тсибя возле раздзевалки ждут. Мне сказали передаць.
– Кто?
– Учительница с красными волосами.
Маша словно в замедленной съемке отворачивается и шествует прочь. При ходьбе ее таз делает крутые повороты.
– И зачем все время носить черное? – шепчу я.
– Зачем-зачем, она роковая женщина, – отвечает подруга. Тетя Нина готовит дочь к приличному обществу и велит читать исторические романы, а Ксюша и читает исторические романы, но такие, где мало пишут про историю и много – про лица и наряды.
Как же не вовремя. Ох уж эта учительница с красными волосами, моя первая учительница, ни один разговор с ней не заканчивается быстро. Что ей могло понадобиться? Ведь она, кажется, теперь на пенсии… На сцене и без того придется нести отсебятину, так еще и опоздать извольте. Получится, что за месяц безделья мы с Ксю не смогли как следует подготовиться.
Я спускаюсь на зябкий первый этаж, где раньше, во времена тесноты и оживления, был гардероб с настоящей гардеробщицей, а теперь его закрыли. У гардеробной лампочки меняются в последнюю очередь, там и стоит Валентина Сергеевна в песцовом тюрбане, из-под которого спускаются на оба
