задергались, будто крюки,петушиные лапы, удавленные
мертвой хваткой крестьянской руки.
«Петька» в крик, а соседей сбежалось-то!
Пальцы вздрогнули, стали добрей
и посмертно разжались от жалости
к предназначенной жертве своей.
А петух был худущий, жилистый,
голодающий был старичок.
Было видно – стоять еле силится
и заваливается на бочок.
Но пошел хромоватым калекою,
и по ноте, хотя и тишком,
срепетировал кукареканье,
и затряс пожилым гребешком.
И жемчужинку без сожаления
склюнул он, как последнейший дар,
с разбежавшегося ожерелия
состоявшейся Сары Бернар.
Украинское
Я, конечно, родился в России,
но когда-то, в иных временах,
во Днепре мою душу крестили
и Шевченко, и Мономах.
Я люблю Украину за нежность,
за шевченковский шепот полей.
Уважаю ее незалежность,
оселедцы ее ковылей.
Как же может любовь испариться
устоявшая в страшной беде,
испариться из-за кипарисов
да корабликов на воде?
И я плюну в сучьего сына,
озверевшего от вранья,
если скажет, что Украина —
это родина не моя.
Напутствие
М. Кацу
Надо собственные ноги
донашивать,
и дорогу у дороги
не спрашивать.
Пусть сама дорога спросит,
как ей выгнуться,
нас полюбит и не бросит,
даст нам выбраться.
Все пророки – лжепророки,
но в безбожии,
наши женщины – дороги
в бездорожии.
Пусть судьба им не отплатит
ни морщиночкой,
и не капнет им на платья
ни борщиночкой.
Надо так любить любимых
и детей своих,
чтоб злодеям стыдно было
в их злодействиях.
Каждый носит сам дорогу
в своей совести.
То ли к власти, то ли к Богу —
выбор собственный.
И еще одна забота
пусть прибавится —
стать дорогой для кого-то
не предательской.
Быть своим там, где дубравы
и поля тихи,
и подальше быть от славы
и политики.
И у гроба на погосте
с речью длинною
не сползти к могиле в гости
вместе с глиною.
Перед смертью не метаться.
С ней условиться
и навек в живых остаться,
как пословица.
Цензура равнодушьем
Не стоит ждать народного «спасибо».
Просторен гроб, когда в нем ни цветка.
Плевками смоют грязь, когда спесиво
плюют на крышку гроба свысока.
Но
