тумбочкой.
– Наташенька, голубушка! Что ты говоришь?! Прямо здесь – при муже?! Я не могу так!
– Как это «не могу»?! А зачем такие песни пел? Всю душу наизнанку вывернул. Зачем на ушко интимные слова шептал? Мурашки полчищами бегали по всему телу. А зачем целовал? А?! Зачем?! Я ведь кончила тогда и чуть в обморок не упала, спасибо тебе – крепко держал. У меня до сих пор всё внутри трясется. А теперь ты говоришь «я не могу»?! Зачем тогда обнадеживал? Тоже мне, обольститель, называется – мужа испугался. Или ты меня испугался?!
– Никого я не боюсь. Просто я отношусь к понятиям семья, супружеский долг, верность – как к чему-то святому.
– Батюшки-святушки! Нашел святого! Лежит себе, в дупель пьяный, без штанов, со сморщенным причиндалом. И если хочешь знать, он свой супружеский долг выполняет раз в декаду, и то еле-еле, с грехом пополам. Ненавижу его за это! Так и удавила бы, гада! А я мужика хочу – настоящего! Хоть в день рождения, хоть раз в жизни!
– Зачем же ты за него замуж вышла?
– Обозналась… Коль, помоги, что ли, платье расстегнуть: молния сзади, я не достаю.
– А что ты скажешь мужу, если он вдруг проснется? – спросил я, чувствуя, что начинаю сдаваться, и вжикнул замком.
– Он? Проснется?! Не смеши меня! Этот негодяй очухается только к завтрашнему обеду, а сейчас его бесполезно будить: хоть из пушки стреляй, хоть водой поливай, – ответила Наташа и принялась стягивать платье. – А завтра я ему скажу – непременно скажу, что провела с НИМ незабываемую ночь любви. И это будет сущей правдой, если ты, конечно, справишься.
Вечерний наряд упал к её ногам, и на ней остались только украшения да шелковые трусики небесно-голубого цвета. Я с вожделением залюбовался её пышной грудью с большими темно-коричневыми сосками. «В конце-концов, я давно её хочу – весь вечер. Довольно ангелом прикидываться, уже давно пора, по знаку свыше, устроить шквальный „ветер перемен“. Гость согласен, дама жаждет, муж не возражает. Всё сходится. А он тоже „хорош“, довел такую роскошную женщину до сексуального голода. Это же садизм высшей степени! Вася однозначно виноват, и должен быть наказан подарком в виде рогов», – размышлял я, раздеваясь.
– Что ж, чего не миновать – тому и быть, – сказал я и скинул плавки.
Наташа окинула меня ошалелым взглядом и шагнула ко мне вплотную. В моих объятьях оказалась женщина редкой красоты. Я вновь ощущал своим телом упругость её пышущей жаром груди, как это уже было во время «белого танца», только сейчас – без прослоек одежды между нами; и вновь жадно целовал её, но теперь – при ярком свете и в присутствии мужа. Я уже весь горел желанием, и Наташа это чувствовала своим животом и грудью; её тоже колотило от возбуждения. Я поднял её на руки, обошел кровать, бережно опустил её на середину незанятого места на постели и стал снимать с неё последнюю деталь одежды. В помощь мне, Наталья приподняла свой шикарный зад. В какой-то миг
