лошади и даже намекал на непредвиденный исход, словно заранее хотел подготовить меня к самому худшему.
Я поспешила к деревянному павильону, где меня встретил м-р Балимор. Он был по-прежнему взволнован и выглядел уставшим, а бледный цвет лица говорил о том, что дела были плохи.
– Что случилось? Где он? – дрожащим голосом спросила я и тревожно забегала глазами по конюшне.
– Не волнуйтесь. С ним врачи, – ответил м-р Балимор и тяжело вздохнул.
Я рванула вперёд к стойлу Душки, где после скачек он заслуженно отдыхал и всегда приветливо встречал меня тихим фырканьем, когда я выводила его на манеж. У меня потемнело в глазах и навернулись слёзы от печальной картины, неожиданно открывшейся передо мной: за решёточной дверцей мелькали белые халаты, а внизу на сене смирно лежал конь и не двигался. Мне довелось застать его в плачевном состоянии. Он выглядел безжизненным, не издавал ни звука, а над ним склонились обеспокоенные врачи, переговариваясь и переглядываясь с озадаченными лицами.
Мне хотелось подойти к нему и погладить его по шее, запустить пальцы в его густую косматую гриву, но к нему не подпускали. Было дозволено только стоять и молча наблюдать за всем происходящим, а то и вообще выйти и ждать снаружи, но молчание было убийственным. Спустя какое-то время, когда положение накалилось до невозможного, а врачи ничего не могли объяснить, а только продолжали суетиться и обмениваться озабоченными взглядами, я начала подкрадываться к ним поближе, чтобы хоть что-нибудь подслушать, но моё присутствие мешало. Меня отталкивали и просили выйти. На мои вопросы никто не отвечал, никому до меня не было дела. Я сама справлялась, как могла, с глубокими, внезапно охватившими меня переживаниями. Пребывая в абсолютном неведении, меня внутри сковало мучительное давящее чувство страха. Впервые в жизни я так сильно, до умопомрачения, переживала за животное, которое мне было дорого, как самый близкий человек.
Когда я увидела Душку, беспомощно лежавшего на боку, то в голову полезли самые печальные мысли. Зрелище было удручающим: со всех сторон его окружали врачи, и так продолжалось уже несколько часов. Они не знали, что с ним делать, разводили руками, потом снова над ним колдовали с ещё более взволнованным видом. Один крепкий мужчина лет сорока в жутком белом халате что-то постоянно приговаривал, в то время как второй, такой же крупный врач, проводил осмотр, а третий оглядывал стойло. Меня тошнило при виде их инструментов, а от белой врачебной одежды бросало в озноб.
«Почему здесь так много медиков?» – думала я и испуганно следила влажными глазами за их каждым действием. Сердце сжалось от страха, а к горлу подступил комок. Я едва держалась на ногах, облокотившись о перегородку у входа.
– Будьте так добры, отойдите в сторону. Вы мешаете, – обратился ко мне один из врачей, и голос его звучал недовольно. Он с серьёзными тревожными глазами тщательно проверял условия, в которых содержались лошади,
