сказал проводник. – А потом, что ты называешь смертью?
– Прекращение жизнедеятельности организма и биологического обмена веществ, – без запинки ответил Максим. – Это я у Сеченова прочитал.
– Занимательно! – Незнакомец снял колпак, улыбнувшись. – Мы тут за много тысяч лет не смогли понять, что такое смерть, а какой-то Сеченов… Ну, ладно. – Он протянул чашу синего стекла. – Прежде всего, тебе следует успокоиться. Выпей.
– Еврейский молочный ликер? Казахская арака? Мексиканская текила? – гадал Ландо, разглядывая жидкость на свет.
– Это хаома золотоглазая, – ответил проводник. – Ее готовят из хвойного растения, эфедра, и разбавляют козьим молоком. Это придумал я.
Максим, которого давно мучила жажда, припал к сосуду и осушил его до дна.
Сначала ему показалось, что в голове завелся муравейник. Но вслед за этим неприятное ощущение исчезло, мозг заработал чисто и ясно.
Они пошли по коридорам, переходам, галереям, то поднимаясь по лестницам, то снова спускаясь вниз, пока не распахнулись очередные, – Ландо сбился, какие по счету, – двери в просторный зал.
По обе стороны стояла аппаратура неизвестного назначения. Изнутри своды зала казались прозрачными, над ними мерцали созвездия. В центре высился большой телескоп, а в торце, выложенном плиткой, Ландо увидел стол, изготовленный из зеленого минерала, напоминающего малахит. За ним сидел голубоглазый человек со строгим и спокойным лицом.
Когда проводник, поклонившись, удалился, человек внимательно оглядел Ландо.
– Привет, Максим сын Павла!
– Здравия желаю! – отозвался штабс-капитан. – С кем имею честь?
– Ормазд.
Ландо задумался: имя показалось ему знакомыми.
– Авеста? Индоиранская протокультура? Вы древние арии? Я в Персии?
Ормазд встал из-за стола, и штабс-капитан увидел, что бог одет в хорошо сшитый и дорогой костюм, какие можно заказать разве что в Париже.
– Ваши археологи все перепутали. Они думали, что арии разделились на иранскую и индоиранскую ветви между Индией и Персией. Но это случилось на территории, которую вы называете Россией. Твои земляки откроют Аркаим на Южном Урале, на рубеже двух эпох. И тогда убедятся: все произошло наоборот.
– Но мне неизвестно о таком открытии, владыка. Какой у вас тут год?
– Три тысячи девятьсот пятидесятый до новой эры. Это по вашему, весьма путаному летоисчислению. Вы же отсчитываете время от рождения Христа, а мы – от окончания всемирного потопа. И, пожалуйста, не называй меня владыкой.
– Извините, вы больше похожи на профессора, чем на бога, – попытался шутить Ландо. – Учителем можно? Мне кажется, очень по-домашнему.
– Внешность не при чем, – серьезно сказал Ормазд. – Я создатель всего сущего. И, поскольку ты мною избран, нужно определиться. Я настоял перед амахраспандами, чтобы выбрали тебя. Так что либо
